На Урале еще накануне и в самом начале революции нагнеталась истерия немецкой угрозы. В конце 1916 - начале 1917 г. в вятской деревне, где к этому времени остались только старики, дети и женщины, распространился слух о том, что немцы разъезжают по сельской местности и убивают детей. В результате после Рождества возобновить занятия не удалось. Дети не ходили в школу и сдавали учебники.[1741] В апреле 1917 г. управляющий Надеждинского завода барон Таубе по предложению рабочих вынужден был уехать. Причиной его отъезда стало распространение слуха о немецком шпионаже. Даже подобные слухи-страхи были исполнены надеждой: казалось, что если принять меры безопасности против немцев или изгнать их, жизнь улучшится. Такую же нагрузку имели многочисленные слухи о купцах, придерживающих товары для повышения цен. Упрощенная версия причин ураганного роста дефицита на товары массового спроса питала надежду на скорое облегчение и одновременно предлагала простейший рецепт перемен.
В автономную группу можно выделить слухи-предупреждения о непосредственно грозящей опасности, формулирующие наиболее актуальные опасения. Пугающие слухи сеяли в населении панику. По сообщению управляющего Пермской губернией министру внутренних дел колчаковского правительства в июне 1919 г., слухи о наступлении «красных» вызвали беспорядочную эвакуацию жителей из Сарапульского, Оханского и Осинского уездов. Распространявшие слухи дезертиры «...своими рассказами о прорыве фронта и приближении красных создали... такую панику, что население, духовенство и даже волостные управы бросились уезжать в тыл уезда (Оханского — И.Н.) и лишь вовремя подоспевшие чины милиции остановили начавшую увеличиваться толпу беженцев и арестовали дезертиров».[1742]
Такого рода слухи предостерегали население от грядущих неприятностей и мобилизовали их на защитные контрмеры. В конце 1920 г. обыватели Челябинска обсуждали тревожные новости. Молва упорно настаивала, что скоро будут аннулировать все денежные знаки, и власти намерены на днях провести повальный обыск. Его целью якобы были реквизиции у населения одежды, обуви и прочих пожитков.[1743] В феврале 1921 г. в Верхнеуральске ходили слухи, что весной крестьяне не получат от государства семян, поскольку большевики вывозят хлеб за границу, куда собираются сбежать и сами.[1744]
В это же время рабочие и служащие Екатеринбуржья каждую выдачу продовольствия называли «последней» и полагали, что «...вероятно, при Соввласти придется подохнуть с голоду».[1745]
Иногда слухи-предупреждения приобретали налет иронии и превращались в шутку, свидетельствуя в очередной раз, что юмор умирает вместе с надеждой. В связи с объявлением «недели ребенка» в Перми в мае 1920 г. был пущен слух о приближении «брачной недели», а в Тагильском уезде Екатеринбургской губернии в ноябре того же года циркулировали слухи, что советская власть будет отбирать у жителей имущество, организуя для этого «неделю сундука».[1746]
Однако наибольшей популярностью пользовались слухи — ожидания позитивных перемен. Они были самыми устойчивыми и, видоизменяясь в зависимости от конкретной ситуации, возрождались снова и снова. В конце ноября 1917 г. в антибольшевистском Оренбурге распространился слух о том, что В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий арестованы, а в январе 1918 г. его сменили толки о перевороте в Петрограде, падении СНК и переходе власти в руки Учредительного собрания.[1747]
Население постоянно муссировало слухи о внутренних неурядицах и кадровых переменах в большевистском руководстве. Ими охотно пользовалась антибольшевистская пропаганда во время гражданской войны. Газеты в августе 1918 г. печатали непроверенные сообщения, что из Москвы скрылся В.И.Ленин.[1748] В январе 1919 г. на основе ненадежных данных из телеграмм зарубежных агентов распространился слух, что Л.Д. Троцкий арестовал В.И. Ленина, усмотрев контрреволюционность в его выступлениях в пользу коалиционного правительства. Камышловская газета «Заря народоправства» по этому поводу опубликовала стихотворение с названием «Соглашатель Ленин»: