Этой же цели служило создание новых мнемотопов — памятных мест. Ими становились кладбища, на которых по праздникам отдавалась дань памяти и уважения, а также новые памятники и здания, связанные с революционными событиями. Реконструкция культурной памяти сопровождалась созданием нового «мнемоландшафта». Символы прошлого безжалостно уничтожались, с радикальностью, доходящей до вандализма. К памятным датам и праздникам приурочивалось открытие новых памятников.
Особой энергией в обновлении памяти отличался большевистский режим. «Белая» пресса не без доли зависти отмечала, что «красные», кроме репрессий и печати, в идеологических целях использовали шествия и демонстрации, эксплуатируя любой повод — будь то смерть К. Либкнехта и Р. Люксембург, годовщина Красной армии, похороны красноармейцев, переименование улиц.[1792] Однако и антибольшевистские режимы прилагали немалые усилия к конструированию новых культурно-исторических ориентиров, используя те же приемы — погребение павших офицеров и солдат, митинги на кладбищах, празднование годовщины чехословацкого восстания (в этот день выпускались праздничные газетные номера с портретом президента Чехословакии Т.Г. Масарика, устраивались военные парады, принимались решения об установлении памятников погибшим чешским легионерам[1793]).
По окончании гражданской войны на Урале деятельность по созданию новых памятных мест и мнемоландшафта не ослабела. Только в Перми в связи с торжествами по случаю трехлетия Октябрьской революции были открыты два памятника и семь чугунных мемориальных досок.[1794]
Наиболее популярным историческим героем символизации в большевистской России являлся К. Маркс, 100-летие со дня рождения которого широко отмечалось в мае 1918 г. К юбилею основоположнику марксизма было воздвигнуто множество памятников. Благодаря публикации его изображений некоторое время К. Маркс был чуть ли не единственным «героем» революции, которого знали в лицо. Лишь на праздниках 1920-1921 гг. среди знамен и транспарантов замелькали лики российских «вождей» революции.
Создание нового культурного пространства осуществлялось и за счет многочисленных переименований. Вместо имевшихся в каждом уральском городе Владимирских, Никольских и Спасских улиц возникли улицы Советские, Коммуны, Троцкого. Так, 21 февраля 1920 г. жители Челябинска проснулись в городе с новым культурным ландшафтом: накануне горуездный исполнительный комитет Совета принял решение переименовать 30 улиц, которым присвоили имена активных участников Октябрьской революции и гражданской войны.[1795]
Власти стремились максимально широко популяризовать новые ритуалы и символы. Праздники проходили даже в тюрьмах и концентрационных лагерях. Так, в ноябре 1922 г., в связи с пятилетием Октябрьской революции, в исправительных домах Екатеринбурга готовились вечера воспоминаний, митинги, концерты, постановка пьесы «За красные Советы» и т.д. Хоры заключенных пели в кандалах, изображая жертвы царского режима.[1796]
Революционные названия стали даваться даже дошкольным учебным заведениям. Появлялись детские сады имени III Интернационала и Ф. Энгельса. К 5-летнему юбилею Октября было произведено массовое переименование предприятий.
Было бы большим упрощением полагать, что новые праздники навязывались населению, которое вынуждено было участвовать в нормативных и детализированных ритуалах, подчиняясь насилию. «Маленький человек» охотно участвовал в них, и не только потому, что праздничные дни были днями отдыха и отвлечения от тягостных будней и ненавистного принудительного труда. Глубинный культурный смысл того, что праздничные церемонии находили отклик и понимание в населении, заложен в представлении членов архаичных сообществ о ритуале. В них ритуал укрепляет чувство принадлежности к общности, тем самым поддерживает социальный и мировой порядок и противостоит вездесущему беспорядку и распаду.[1797]
Между тем, в 1917 г. страна в одночасье превратилась в своеобразный аналог архаичного общества. Образованная российская элита и само культурное наследие, заподозренные в обслуживании интересов царизма, форсированно нейтрализовались, вытеснялись, изгонялись. Происходил процесс замещения, «окрестьянивания» элиты. Политизация широких слоев российского населения, 3/4 которого не владело грамотой, означала, помимо прочего, ослабление значения текста как носителя культурной памяти. Прикоснуться к ней становилось возможным прежде всего через массовое и личное участие в церемониальной коммуникации. Для таких массовых сборищ необходимы поводы, которыми в дописьменных обществах являются праздники.[1798] К тому же, в условиях разрушения быта и деградации будничной жизни ритуал взрывал безрадостное однообразие будней, выступал спасительным островом порядка и осмысленности.
1795
См.: Калинкина Е.А. Новые названия улиц // Исторические чтения : материалы науч. конф. "История Челябинска: проблемы источниковедения и историографии". Вып. 4. Челябинск, 1997. С. 109-111.