Впрочем, для поступления на должность в сельский или волостной орган власти часто не требовалось никакой «мимикрии» — именно из-за нехватки годных для службы лиц. В июне 1918 г., например, Ирбитский уездный исполком предложил волостным и сельским Советам устранить из них лиц духовного звания, а также занимающихся торговлей и служивших ранее урядниками и жандармами, заменив их сторонниками советской власти.[1844] В ноябре следующего года уполномоченный Екатеринбургской губчека жаловался, что «в районе Надеждинского завода Верхотурского уезда во всех организациях заняли высшие ответственные должности лица, находившиеся и при власти белых тоже на хороших должностях».[1845] В конце 1919 г. все служащие Бобинского волисполкома Вятского уезда были представлены местным духовенством, а в январе 1920 г. секретарь Троицкого волостного исполкома того же уезда — местный дьякон — служил в кредитном товариществе, а по воскресеньям и праздникам вел богослужения.[1846]
Не только безусловно преданные режиму работники, но и авантюристы крупного масштаба, искавшие высоких должностей или жаждавшие несметных богатств, встречались на государственной службе не часто. Редкие исключения на Урале можно пересчитать по пальцам. К ним относится, например, военный комиссар Сарапула И. Сидельников, приговоренный к расстрелу восставшими летом 1918 г. рабочими Ижевска. Не вполне еще развитой юноша с открытым детским лицом, вьющимися волосами, голубыми глазами и явными садистскими наклонностями, сын зажиточного сапожника и бывший прапорщик, И. Сидельников оставил после себя дневник за период с мая 1917 г. по август 1918 г., найденный в его столе после свержения советской власти в Сарапуле. В одной из московских гостиниц между заседаниями съезда военных комиссаров летом 1918 г. он поверил дневнику следующие строки:
«Правительство наше начинает трещать. Впрочем, к черту всю политику. Как хочется мне быть богатым, чтобы хоть несколько дней провести в объятиях и ласках тех красивых женщин, которые проходят мимо моего окна. Я достигну этого. Я буду богат. Только бы поскорее уехать из Москвы и покончить с этим глупым съездом. Там, в родном болоте, я быстро буду богатеть, а будет плохо, — устрою авантюру с деньгами, как тамбовский военком. Молодец: свистнул 12 миллионов. Сумею и я — только поминай как звали. Уйду туда, где никто не знает меня, переменю фамилию и буду наслаждаться жизнью».[1847]
Словно бы воспользовавшись рецептом И. Сидельникова, член ЦИК Башкирии и уполномоченный Башкирской областной комиссии помощи голодающим, 29-летний С. Ишмурзин в прошлом — учитель и член РКП(б), исключенный во время чистки, командир Башкирского национального полка при Временном правительстве и командир бригады в боях против А.И. Деникина, — будучи командированным в июне 1922 г. в Москву и Петроград, вместо того, чтобы отправить полученные им 2320000 р. нового образца по адресу Башоблкомпомгола, проиграл их в Петрограде в игорном клубе. По приезде в Уфу он инсценировал кражу якобы привезенных денег из номера гостиницы «Россия», но был разоблачен и приговорен к расстрелу.[1848]
Невероятная удача сопутствовала А. Судареву, молодому человеку из Оренбуржья, который после мытарств зимой 1921-1922 гг. по голодному краю неожиданно для себя оказался на ответственной и в буквальном смысле слова «хлебной» должности в службе контроля за семенным материалом при губернском земельном отделе. О том, как ему повезло и как ему удалось развернуться на новом месте, А. Сударев неоднократно и без обиняков сообщает в своем стихотворном дневнике:
1847
Цит. по воспоминаниям не установленного автора: ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 179. Л. 120.
1849
Цит. по: Сафонов Д.А. Великая крестьянская война 1920-1921 гг. и Южный Урал. Оренбург, 1999. С. 301.