Среди претензий сельских жителей к местным представителям власти фигурировали и первоочередное обслуживание при завозе товаров, и принуждение крестьян к обработке их полей и огородов, и использование общественного зерна для рыбной ловли в условиях начавшегося голода 1921-1922 гг. Нередки были и притязания сексуального свойства. Осенью 1919 г., оставшись без средств к существованию, красивая крестьянка — 19-летняя вдова А.П. Чижова, поступила на службу переписчицей в Ворсинский волисполком и стала жертвой домогательств со стороны его председателя и секретаря. За покладистость ей обещали перевод в писцы первого разряда, за строптивость — грозили увольнением.[1870] Трагическую историю поведали скупые строки частного письма, перехваченного Уфимским отделом военной цензуры в апреле 1920 г.:
«Он хотел спасти меня и всю семью, а также и вас, но, Лиза, какая тяжелая драма впереди, мне приходится платиться жизнью насильно, против моего желания. Я должна выйти за него замуж или буду расстреляна».[1871]
Кто-то пытался сопротивляться вымогательствам и домогательствам власть имущих, другие полагали более разумным подчиниться силе. Третьи сами провоцировали нарушение закона, пытаясь таким образом найти покровительство. Одна из крестьянок Ижевского района, поднеся председателю волисполкома кадку меда и пригласив к себе «погостить», так объяснила односельчанкам свое поведение: «Ничаво, бабоньки, — теперь за меня приститатель заступится: ничо красны-то не отберут».[1872]
Наибольшее неудовольствие населения вызывал произвол стражей порядка — своеобразный символ слабости силовых государственных структур. Предметом жалоб граждан и озабоченности ЧК являлись несанкционированные обыски и незаконные реквизиции, поощрение самогоноварения и пьянство, сотрудничество с криминальным миром и личное участие в хищениях и грабежах.[1873]
О том, что обыск руками официальных лиц порою мало отличался от налета грабителей, свидетельствует воспроизводимое без исправлений заявление в Полетаевский станичный исполком И.С. Овчинникова от 24 января 1920 г.:
«21 сего января около 12 часов дня явились 5 человек, двое из них будто бы принадлежат Чрезвычайной Следственной Комиссии Харитонов и Задыхин, скомандовав "ни с места", поставили к выходным дверям вооруженного милиционера, предъявили мне обыск, причем дети у меня пустились бежать и, собравшись в один угол, начали разрывая душу, плакать и кричать со страха, ибо белыми в бытность их у власти у меня произведено было не менее десяти обысков, тем хотя служили поводы, те обстоятельства, что мои сыновья были ярые большевики и служащие когда-то в Советской власти, а теперь два года гниют в тюрьме, но и красные, видно, мне плохо благоволят.
Тов[арищ] Харитонов начал рыться во всех сундуках, комодах и в ящиках, причем отобрал, что ему нужно и унес с собою.
Отобрано сорок дюжин мелкого калибра конвертов, изломанный из числа детских игрушек штемпель, машинку постригаться (испорчена) и старые карты, взял было имеющийся около полфунта перцу, но возвратил обратно.
Заявляя о вышеизложенном, прошу станичный исполком навести справки, скоро ли будет конец подобным глумлениям над мирными гражданами».[1874]
Развернутый перечень претензий к милиции содержит информационные материалы башкирских чекистов за январь 1922 г.:
«Отношение населения к милиции почти враждебное, последнее вызвано стихийной бездеятельностью, злоупотреблением, взяточничеством, пьянством, картежной игрой, грубым обращением, участием в кражах, разбое, расстрелах, бандитизме, чинами милиции все последнее создается на почве полного отсутствия регулярного снабжения продовольствием и жалованием. Чины милиции поставлены в невыносимые материальные условия, их труд своевременно не оплачивается. Голод в БССР усугубляет это положение».[1875]
Некоторая коммерциализация жизни с переходом к НЭПу не замедлила сказаться на поведении советских чиновников. Коррупция приобрела столь широкий размах, что при Совете труда и обороне под председательством Ф.Э. Дзержинского была создана специальная Комиссия по борьбе со взяточничеством, которая 6 октября 1922 г. распорядилась создать при всех областных и губернских совещаниях аналогичные временные комиссии для проведения «ударной» кампании во всероссийском масштабе. Ее подготовка велась в обстановке строгой секретности: Москва подчеркивала, что «существование и деятельность комиссий при Облэкосо и Губэкосо не подлежит оглашению».[1876] Видимо, организаторы фактически очередной тотальной чистки — в комиссии входили представители ГПУ, наркомата юстиции, рабоче-крестьянской инспекции и ВСНХ — пытались учесть опыт прежних, малоэффективных попыток очистить ряды управленческого аппарата.
1873
ЦДНИОО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 233. Л. 104; ЦДООСО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 262. Л. 36; ОГАЧО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 77. Л. 26; Д. 126. Л. 4, 7, 8; Д. 344. Л. 85об., 151 об.; Вятская правда. 1921. 30 авг.; Известия (Уфа). 1921. 31 авг.