Упорное нежелание признать этот очевидный факт, противоречивший официальной истории КПСС, породило классическую историографическую загадку, какою для советских историков на протяжении десятилетий являлись КОБы и их аналоги. Охота за этим «призраком» вылилась в многолетнюю дискуссию, начатую в конце 50-х гг. уральским историком Ф.С. Горовым.[123] Он первым выступил против общепринятой тогда однозначной оценки КОБов как органов буржуазной или буржуазно-помещичьей власти. Подчеркивая политическую разномастность этих организаций, исследователь для удобства классификации выделил три типа КОБов. К первому типу он отнес КОБы в крупных губернских и некоторых уездных городах, где они были буржуазными по составу, возникли по инициативе «буржуазных» (читай — земских) организаций и возглавлялись кадетами и умеренными социалистами. Вторую группу составляли КОБы в горнозаводских поселках, созданные по инициативе Советов или зависимые от них. Наконец, в третью группу вошли недолговечные, смешанные по составу комитеты без четкого лица. В ряде мест они на какое-то время становились единственной и так и не узаконенной Временным правительством властью, где-то шли вместе с Советами, включали в свой состав большевиков и участвовали в переделе помещичьих и заводских земель и лесов. Позицию Ф.С. Горового, с незначительными оговорками, поддержали В.В. Адамов, К.М. Первухина, Э.Н. Бурджалов и ряд других историков. Против выступили Н.К. Лисовский, Ю.А. Буранов и Ф.П. Быстрых, отстаивая прежнюю идею буржуазной природы и классового состава КОБов.
Между тем, становится все более очевидным, что оценки отдельных комитетов, как и Советов, нельзя переносить на все КОБы, поскольку реальное соотношение сил и содержание практической деятельности в конкретных населенных пунктах серьезно разнились. Эта позиция в последние годы стала настолько убедительной, что вошла в школьные учебники.[124]
Слабость и невыразительность властных структур усугублялись массовым вторжением в политику неискушенного в ней населения. Государственные институты лихорадило от действий ворвавшегося в решение задачи управления обывателя — действий, замешанных на упрощенных представлениях о свободе. Так, в Пермской губернии, где вопрос о кандидатуре комиссара Временного правительства попытались решить с помощью выборов, на его посту за март-май 1917 г. сменилось три лица.[125]
Неспособность различных сил прийти к деловому сотрудничеству вело к созданию дополнительных учреждений. В Челябинске, где Совет и КОБ с трудом находили общий язык, в мае 1917 г. возник Коалиционный комитет народной власти, в который вошли представители бывшего КОБа, Совета, гарнизонного комитета, исполнительного комитета Крестьянского союза, социалистических партий, уездный и городской комиссары.
Слабость и зыбкий баланс политических сил на Урале в последние месяцы 1917-1918 гг. отразились в текучести переходов власти к большевикам. Местным коммунистам, даже придя к власти, приходилось отступать — не по причине силы противника, а из-за собственной слабости. Так произошло, например, в Челябинске, где, как показали последние исследования, большевики подверглись давлению казачьего отряда численностью не в 4-13 тыс., как сообщалось в советской литературе, а всего 526 человек.[126] Завоевание власти редко осуществлялось прямолинейно: к ней большевикам приходилось двигаться постепенно, в том числе создавая дополнительные параллельные органы — всевозможные коалиционные революционные комитеты (например, в Екатеринбурге) и аналогичные организации. Не владея необходимой информацией, большевики в ряде мест впопыхах совершали курьезные промахи. В г. Осе Пермской губернии они вошли в ВРК вместе с представителями не только Совета, но и земства и политических партий, включая кадетскую; в Глазове Вятской губернии возглавляемый большевиками Совет высказался за однородное социалистическое правительство; в Чусовском заводе коммунисты оказались в составе антибольшевистского Комитета спасения революции.
Сложная ситуация сложилась в первые месяцы 1918 г. в Вятской губернии, где ни один город, кроме Глазова, не принял большевистский переворот в Петрограде, вследствие чего в губернском центре и шести уездных городах большевикам для своего утверждения потребовалась вооруженная сила. В январе 1918 г. власть в губернии принадлежала, без четкого разграничения компетенций, съезду Советов, губернскому исполкому и Совету народных комиссаров Вятской губернии. В самой Вятке наметилось противостояние двух группировок в горкоме РСДРП(б), отражавшее конкуренцию горисполкома с губисполкомом. В этих условиях Северный летучий отряд, прибывший в город в декабре 1917 г., оказался самостоятельной силой, которая принесла победу губисполкому в ходе так называемой «лапинской авантюры».[127]
123
Подробнее о ходе этой дискуссии см.: Лукьянова Л.А. Комитеты общественной безопасности в советской историографии // Классовая борьба на Урале в период империализма и утверждения диктатуры пролетариата. Пермь, 1989. С. 64-79.
127
См.: Тимкин Ю.Н. «Лапинская авантюра» в г. Вятке в феврале-марте 1918 г. // Вятская земля в прошлом и настоящем... Т. 1. С. 121-124.