Дистанцирование крестьянства от государственной опеки в революционные годы объясняется ее характером: «...крестьяне видели нежелание и неспособность считаться с их интересами» в некомпетентной политике в деревне не только Советов, как полагает Т.В. Осипова,[1915] но и всех сменявших друг друга на протяжении 1917-1920 гг. режимов. Их реквизиционная деятельность ориентировала крестьян на самостоятельное решение своих проблем и стимулировала выработку собственных, производственных по своему характеру, техник приспособления к новым, неблагоприятным условиям.
Одним из них, особенно популярным со времен Первой мировой войны и «сухого закона» в России, стала переработка зерна в алкоголь. Самогоноварение было одной из наиболее выгодных форм утилизации хлеба. Занятый по долгу службы вопросом незаконного изготовления спиртного челябинский акцизный чиновник К.Н. Теплоухов в хронике за 1915 г. писал:
«Продажи водки и пива не было, — оставшиеся запасы были вывезены в надежные места. "Руси есть веселие пити" — и в городе и в уезде начали варить бражку.
Хлеба было достаточно, но в городе — при цене сахара 15 копеек фунт, дрожжей — 32 к. — варили сначала из сахара. На ведро бражки надо 10 ф[унтов] сахара — 1 р. 50 к. и фунт дрожжей — 32 к., — всего 1 р. 82 к. — продавали по 3 р. ведро, — ведра хватало на троих с избытком. В уезде больше варили из хлеба; — хозяйки сами делали солод и дрожжи из хмеля. Хмель в заводском пиве прибавляется для консервирования пива, но бабы, думая, что он охмеляет — валили в бражку столько, что получалась ужасная горечь... На ведро бражки из хлеба материалов шло на 40-50 к. — продавая по 3 р., зарабатывали хорошо, но наиболее жадные — желали еще больше: чтобы на вид бражка была темной, т.е. крепкой — прибавляли охры; чтобы пенилась — мыла. Крепость от этого не увеличивалась, пробовали прибавлять настоя табаку — слышно на вкус... Наконец, нашли, — стали прибавлять куриного помета! По словам А.Ф. Бейвеля (известный челябинский врач и общественный деятель — И.Н.), настой его производит временное слабое отравление крови, — появляется легкое головокружение, похожее на опьянение...».[1916]
В январе 1917 г. в Уржумском уезде, где пуд ржаной муки можно было продать за 2,2-3,5 р., ведро самогона, изготовленного из такого же количества хлебного сырья, стоило 12 р. [1917] В Оренбуржье осенью 1917 г. жители станиц не жалели тратить большие средства на покупку аппаратов для винокурения, так как цена бутылки самогона колебалась от 3 до 5 р. и его производители могли заработать в день до 100 р.[1918]
Как видно из приведенной выше цитаты, массовое изготовление алкоголя на продажу в 1915 г. пока еще было для крестьян новым и непривычным делом, сопровождаемым экспериментированием вслепую. Постепенно, однако, появлялись умельцы и в этой сфере. В феврале 1918 г. в Челябинском уезде были деревни, где на самогон ежедневно переводилось больше муки, чем съедалось жителями; некоторые крестьяне уже несколько месяцев профессионально занимались изготовлением и сбытом самогона, не имея собственного хлеба. В этой связи замечались махинации с продовольственными книжками: крестьяне собирали их с односельчан, чтобы получить в городе муку, которая затем шла на винокурение. О массовом развитии самогоноварения в уезде местная советская пресса писала: «Редко найдется деревня, не занимающаяся гонением самогонки. Редко найдется деревня, где не было бы ни одного завода».[1919]