«Из деревни Лопанка, а также и Лобвинского завода поступали заявления такого содержания, что приезжали агитаторы в данный район, уговаривали жителей, чтобы жертвовали, кто что может, из теплых вещей для красной армии, что было и пожертвовано в указанном районе, и через короткое время пожертвованные вещи некоторые оказались у некоторых служащих, как полушубки, вaлeнки».[1977]
В городах и сельской местности служащие столовых и детских приютов, государственных складов и железной дороги, милиции и исполкомов использовали все возможности для присвоения продуктов питания и предметов массового спроса. Злоупотребления служебным положением приняло невероятные размеры и особенно отталкивающие формы в начале НЭПа. Беззащитность государственного имущества и сохранявшаяся слабость властных структур на фоне легализации товарно-денежного обращения и голодного бедствия создавали наиболее благоприятную атмосферу для криминальной активности в среде служащих. Эскалация экономических преступлений стала постоянным предметом сетований официальной печати:
«Масса народа погибает от голода, от холеры и цинги, но, кажется, еще больше погибает от беспорядка и хаоса.
В голодных губерниях порядку нет, — это хуже всего. Организации нет, — это усугубляет бедствие. Именно это отсутствие порядка и организации придает бедствию катастрофический характер. [...]
Хлеб расхищается. Те жалкие крохи, которые полуголодные из Москвы и Питера, из Твери, из Пскова и со всех концов полуголодной России посылаются голодным Приволжья, расхищаются. Куда деваются эти жалкие крохи? Кто знает, — может быть, они попадают на московские и петроградские рынки и продаются по мародерской цене.
Все у нас в России расхищается. Гигантское, колоссальное всероссийское идет расхищение. И вот дошли мы до того, что расхищают даже те жалкие крохи, которые полуголодные посылают голодным».[1978]
Особого размаха достигли хищения железнодорожных грузов. Как сообщалось в обзоре-бюллетени Челябинской губчека за вторую половину февраля 1922 г., «...груз расхищался из вагонов в пути следования и на месте стоянок, посредством срыва пломб и просверливания вагонных стенок и полов». За полмесяца было обнаружено 124 подобных случая, было похищено 150 пудов разных грузов. Хищения на железной дороге имели, по оценке чекистов, организованный и массовый характер. Преступные группы руководились и направлялись самими железнодорожниками. В них принимали участие железнодорожные служащие, включая сторожей, жители прилегающих к железнодорожному полотну районов, пассажиры. Преступная деятельность облегчалась длительным простоем поездов в тупиках, отсутствием освещения полотна, слабостью охраны.[1979]
Служебные преступления в период голода 1921-1922 гг. дошли до последней степени цинизма: их объектами стали самые беззащитные — голодающие крестьяне, дети, беженцы. Известны многочисленные случаи, когда в условиях страшного голода 1921-1922 гг. работники распределительной системы не стеснялись в первую очередь снабжать продовольствием себя, а не умирающее от истощения население.[1980]
Поздней осенью 1921 г., обследовав беженские бараки под Оренбургом, губернская ЧК обнаружила следующее:
«Брались взятки с беженцев за внеочередные отправления на "родину" не только деньгами, но и всякого рода продовольствием, вследствие чего все состоятельные беженцы и интеллигенция выехали за счет неимущих бедняков, которые в данный момент, находясь в холодных и сырых бараках, обречены на вымирание».[1981]
Впрочем, сами служащие не рассматривали свои деяния как преступные, поскольку в службе видели прежде всего источник пропитания. Сводки органов политического наблюдения постоянно с раздражением писали о том, что служащие принадлежат «в большинстве к разряду шкурников», «службой не интересуются, а служат лишь из-за приобретения средств к существованию», охотно переходят в те учреждения, «на которые смотрят как на хорошую базу в смысле питания и получения обмундирования», отличаются «расхлябанностью», «вялостью и разгильдяйством», опаздывают на службу и уходят раньше положенного времени, к советской власти и РКП(б) относятся равнодушно или «брезгливо».[1982] Информационная сводка Челябинской губчека за вторую половину ноября 1921 г. описывала настроения советских служащих с нескрываемой антипатией:
«...как и всегда, эта публика занимается нытьем, скулят в десять раз больше, чем какой бы то ни было рабочий или крестьянин, несмотря на то, что из них 75% живут в городах в лучших условиях, чем хлеборобы. Занятия заключаются больше в разговорах, кто как получил, кому писал заявление, кто что сбыл на толчке, кто продал последние брюки, между тем продавая их уже в двадцатый раз и все последние».[1983]
1980
Там же. Л. 82; ЦДООСО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 479. Л. 16; Вятская правда. 1922. 3 июля; Ижевская правда. 1921. 30 авг.; Уральский рабочий. 1922. 22 июля.
1982
ГАНИОПДПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 10. Л. 29; ОГАЧО. Ф. 77. Оп. 1.Д. 127. Л. 22об., 29, 35; Д. 321. Л. 54.