При всем недовольстве населения конкретными фактами превышения полномочий и злоупотребления властью, оно, судя по всему, в целом воспринимало это явление как естественное и неизбежное. Неизвестный автор частного письма из Вятки писал в декабре 1920 г. без тени осуждения: «У нас Иван Михайлович служит в продовольственной лавке на филейке, так что попало под руку — соли, муки, песку сахарного, и что набарабал[1984] и ситцу».[1985]
Следует отметить, что, несмотря на слабость и неорганизованность государственного аппарата, корыстное использование государственных материальных ресурсов было сопряжено с риском. Так, в марте 1918 г. Златоустовская продовольственная управа была в полном составе отстранена от деятельности за служебные преступления. В августе 1920 г. в Кургане за расхищение спирта была арестована администрация винокуренного завода. В октябре того же года к четырем годам тюрьмы был приговорен военком села Каслинское Челябинского уезда, уличенный в краже конфискованной у спекулянтов мануфактуры, а в конце декабря 1920 - начале января 1921 г. в Оренбурге слушалось «дело 73-х» о хищениях на железнодорожной станции, где, по неполным данным, исчезли 175 тыс. аршин мануфактуры, 720 пудов порожних мешков, 449 пудов сахара, 1,5 млн. коробков спичек — всего на 1,5 млрд. р. по рыночным ценам. Среди обвиняемых были и два работника транспортной ЧК. Двумя месяцами позже выездная сессия военного отделения Челябинского губернского объединенного революционного трибунала рассматривала в Верхнеуральске «дело 24-х» о расхищении продуктов на государственных складах. 18 человек были приговорены к расстрелу (для восьмерых высшая мера была заменена на тюремное заключение), остальные — к лишению свободы. В мае 1921 г. в Уфимском революционном трибунале слушалось «дело 33-х», обвиненных в расхищении и спекуляции керосином. Большинство из них являлись ответственными работниками-хозяйственниками. Треть из них была приговорена к пяти годам лишения свободы, трое — оправданы, остальные получили от двух до пяти лет принудительных работ без лишения свободы. В августе того же года в Перми было обнаружено крупное хищение со складов губпродкома. Было расхищено почти все: мануфактура, мука, 1000 пудов соли, керосин, мыло, 100 тыс. пустых мешков и т.д. Преступную группу, в которую входили почти все заведующие складами, возглавлял агент губпродкома по выявлению рыночных цен Асадилин, прозванный в преступном мире «королем спекуляции». В январе 1922 г. в Екатеринбурге были уволены заведующие и некоторые продавцы потребкоммуны, обвешивавшие покупателей и торговавшие по завышенным ценам, а в Вятке приговорен к расстрелу за расхищение продналога агент одной из заготовительных контор Вятского уезда. В июле 1922 г. в Вернеуфалейском заводе проходил суд над тремя служащими комитета АРА, двое из которых были привлечены к ответственности за хищение детских продуктов из столовых и со складов этой благотворительной организации.[1986] 17 декабря 1922 г. в революционном трибунале слушалось дело четырех бывших служащих отдела снабжения Челябинского губземуправления: заведующий отделом, завхоз, бухгалтер и счетовод обвинялись во взяточничестве, использовании для своих нужд семян, инвентаря, скота, незаконных выдачах хлеба знакомым. Двое из них были осуждены на сроки от года до трех лет и четырех месяцев, двое — амнистированы.[1987] Этот перечень можно продолжать до бесконечности.
В середине 1922 г., когда вместе со снятием остроты голода улучшилось положение различных слоев населения, в том числе и служащих, прежние причины массового растаскивания государственного имущества, казалось бы, уходили в прошлое. Работники мельотдела Челябинского губпродкома получали в июле 1922 г. от 7 до 30 с лишним пудов муки в месяц, внешторга — от 9 до 16,7 тыс. р. и дефицитные товары на 20% ниже рыночных цен, хлебпродукта — от 8,8 до 14 тыс. р., губкоммунотдела — от 4,5 до 15 тыс. р., губторга — от 4 до 16 тыс. р., губсовнархоза — от 4 до 21 тыс. р. и продукты по ценам с 10-процентной скидкой, губпрофсовета — от 3 до 26 тыс. р. с щедрым пайком. Появились и так называемые персональные ставки в 20-40 тыс. р. в месяц.Значительно хуже, по традиции, обеспечивались работники губотдела ГПУ (от 1,3 до 8,5 тыс. р.) и губмилиции (от 1,2 до 3 тыс. р.). Как отмечали сводки ГПУ, «одни слишком довольны своим положением, другие плачутся и стремятся перейти в то учреждение, где труд оплачивается выше».[1988]
1984
«Барабать» (вятское, казанское) — хватать, брать, захватывать, присваивать. (См.: Даль В. Толковый словарь. М., 1978. Т. 1. С. 47)
1986
ГАНИОПДПО. Ф. 557. Оп. 2. Д. 45. Л. 134; ОГАЧО. Ф. 77. Оп. 1. Д. 127. Л. 25об.; Уфимская жизнь. 1918. 21 марта; Советская правда. 1920. 5 окт.; 1921. 24 февр.; Коммунар. 1921. 4 янв.; Известия (Уфа). 1921. 8, 10, 11 мая; Уральский рабочий. 1922. 6 янв., 22 июля; Уральская новь. 1922. 7 янв.