На Урале, как и в России в целом, революция форсировала общемировую тенденцию вытеснения бордельной проституции свободной, замену легальной торговли телом тайной, увеличение удельного веса непрофессиональной торговли любовью. Новые власти, объявляя себя противниками социальных пороков, предпринимали скорее декоративные, чем реальные шаги по преодолению проституции. Так, в октябре 1917 г. исполком Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских депутатов распорядился о закрытии с 1 ноября домов терпимости. Помимо моральных соображений в пользу этой меры приводился сугубо прагматичный аргумент: помещения домов свиданий предполагалось превратить в квартиры для беженцев и тем самым смягчить остроту жилищного вопроса.[2027] Через полтора месяца после победного возвращения атамана А.И. Дутова в Оренбург, в начале сентября 1919 г., областная войсковая милиция утвердила представление начальника городской милиции о закрытии в Оренбурге домов терпимости.[2028]
Многое говорит, однако, о том, что дальше демонстративных мер по борьбе с сексуальной коммерцией ни один из режимов периода гражданской войны и «военного коммунизма» не пошел. Масса проблем и недостаток средств позволяли смотреть на этот феномен как на второстепенный. И пресса, и специальные информационные материалы внутреннего пользования 1919-1920 гг. хранят глухое молчание по этому вопросу.
Наличие проституции в это время, равно как и беспомощность власти в вопросе об отношении к ней, иллюстрирует деятельность Челябинской комиссии по борьбе с проституцией в марте-июне 1921 г., в сложный период перехода от «военного коммунизма» к «новой экономической политике». Она была создана 10 марта на заседании особой комиссии по выработке плана работ по борьбе с проституцией, в котором приняли участие представители губсобеза, губнадзора, РКСМ, губюста, охраны труда, губздравотдела, женотдела, союза врачей. Представительный форум принял решение создать постоянно действующую комиссию; направить запрос в губисполком с целью выяснить, есть ли распоряжение о помещении проституток в концлагерь и существует ли таковой; в случае, если он имеется, распределить его обитательниц через бюро рабочей силы по различным мастерским, а больных — направить на лечение в губздравотдел; обследовать детские приюты и колонии; поручить женотделу и губернскому комитету союза молодежи вести культурно-просветительскую работу среди женщин; в кратчайший срок оборудовать дом временного пребывания бездомных женщин и обеспечить его снабжение; организовать при железнодорожной станции дежурство представительниц женотдела; создать при уездных собезах аналогичные комиссии. Для решения многочисленных задач было решено заседать каждую среду.[2029]
Энергично начатая деятельность вскоре, однако, захлебнулась: если в марте и апреле прошло по три заседания, то в мае и июне — по одному. Причинами тому были размах бытовой проституции и неопределенность мер реагирования на нее. Уже на втором заседании комиссии 16 марта выяснились серьезные сложности в предстоящей ей работе. Концлагерь для проституток к этому времени был закрыт, женщины распущены, а милиции было сделано распоряжение не задерживать публичных женщин. Обследование детских домов также не внушало оптимизма: оказалось, что совместное проживание мальчиков и девочек было запрещено совсем недавно. В доме-изоляторе при губнаробразе были обнаружены три девочки 12-14 лет, больные венерическими заболеваниями, в том числе одна — сифилисом.[2030]
Видимо, на том же заседании, 16 марта, была утверждена инструкция волостным комиссиям по борьбе с проституцией, предполагавшая необходимость их создания. Им поручалось установление факта проституции и направление публичных женщин, как трудовых дезертиров, через милицию в губернскую комиссию по борьбе с проституцией. Губернская инстанция должна была осуществлять осмотр, лечение женщин или отправку их в трудовую колонию.[2031] Однако неделю спустя обнаружилось, что принудительная посылка женщин на медицинской освидетельствование запрещена, несмотря на то, что «...участились случаи привода под конвоем женщин, подозреваемых в распространении заразы, для медицинского осмотра».[2032] Как следует из протоколов заседания губернской комиссии, волостные филиалы так и не были созданы.[2033]