И «красная», и «белая» пресса времен гражданской войны с тревогой отмечала нарастание, подобно девятому валу, криминальной волны в стране. Одна из екатеринбургских газет по этому поводу в начале 1919 г. писала:
«Преступность начинает угрожающе расти. Газетная хроника пестрит сообщениями о кражах, мошенничествах, обманах, грабежах, к судебным следователям пачками начинают поступать уголовные деда. Кражи, т[ак] н[азываемые] домашние, учиняемые прислугой, прачкой, жильцами, сделались обыденным явлением.
Взлом сундуков, замков, магазинных затворов — ничто не останавливает преступника. Не оставляет он без внимания и публичные места, как, например, театры. Начинает развиваться грабеж в виде старомодного "кошевничества" (в Иркутске). А в Омске, претендующим на звание столицы России, небезопасно выходить по вечерам на улицу во избежание встречи с грабителем».[2052]
Однако уголовная преступность во время гражданской войны выглядит невинной забавой по сравнению с тем, что началось на Урале после изгнания «белых». В немалой степени этому способствовало невиданное распространение дезертирства из армии, которое питало как крестьянское сопротивление, так и криминальный мир.
Явление это не было новым. Оно дало о себе знать еще во время затянувшейся Первой мировой войны и стало популярным на первом году революции. Только из дислоцированных на Урале 4-х запасных бригад к 1 октября 1917 г. бежало 3728 солдат.[2053] В ходе боевых действий гражданской войны количество дезертиров в регионе многократно возросло. Их обилие не на шутку тревожило власти и «белой», и «красной» зоны Урала. Активизируясь с весны по осень, беглые солдаты объединялись в шайки от 5 до 30 человек, занимаясь грабежом мирного населения. В Пермской губернии весной 1919 г., по сообщению управляющего губернии министру внутренних дел в Омск, они редко выступали открыто. Чаще они обирали население под видом обысков, выдавая себя за милиционеров. В Екатеринбурге только в мае 1919 г. так было совершено шесть ограблений на сумму 20 тыс. р. Это заставило местные власти оповестить население о порядке производства законных обысков.[2054]
На территориях, контролируемых «красными», дело обстояло не лучше, о чем постоянно сообщали чекистские сводки.[2055] После закрепления большевистского режима на Урале вступили в силу дополнительные обстоятельства, провоцировавшие дезертирство — ухудшение материальных условий и осуществление всеобщей воинской и трудовой повинности. Из Екатеринбургской губернии органы политического наблюдения в ноябре 1919 г. сообщали следующее:
«В Красноуфимском у[езде] наблюдается уклонение от мобилизации. Во время последней мобилизации уклонилось 40%, бежавшие в леса и группировавшиеся в шайки. У дезертиров имеется оружие и бомбы. В Верхотурском у[езде] в лесах скрываются дезертиры...».[2056]
Популярность дезертирства не пошла на убыль и в следующем, 1920 г. Хладнокровное и беспощадное обирание деревни в продразверсточных кампаниях и продовольственные трудности погнали в леса и степи тысячи людей. О размахе дезертирской вольницы на Урале дают представления информационные сводки ВЧК за лето1920 г. В одной из них сообщалось:
«...Пермская. Общее количество дезертиров около 4 тыс. Дезертирство из войсковых частей единичное. Старые дезертиры, скрывающиеся в лесах, занимаются грабежом проезжающих, убийствами милиционеров и совработников. Вооруженных дезертиров до 1 тыс. человек. [...]
Челябинская. Настроение войсковых частей довольно бодрое, революционное. Среди же вновь мобилизованных настроение несколько хуже. За истекший полумесяц были всего зарегистрированы 547 случаев дезертирства из войсковых частей. Дезертиры скрываются в лесах, где они организуются в отдельные отряды так называемой «зеленой армии». [...]
Оренбургская. По губернии насчитывается до 12 тыс. дезертиров, преимущественно дезертируют колчаковские беженцы. Наибольшее число дезертиров в казачьих станицах, от 10-100 человек в каждой. Собираются открытые собрания и постановляют в части не являться. Население относится сочувственно к дезертирам».[2057]
В сентябре 1920 г. дезертиры зашевелились во всех уездах Пермской губернии: осеннее похолодание гнало из лесов в деревни в поисках пищи и одежды, которые силой отнимались у крестьян.[2058]
2053
См.: Попов Н.Н. Борьба большевиков Урала за солдатские массы в трех революциях. Саратов, 1983. С. 131.