Как и до революции, требования рабочих в 1917 г. группировались вокруг проблемы недостаточной оплаты труда и неблагоприятных условий быта.[2090] С требованиями повышения жалованья выступали также служащие различных учреждений и предприятий, официанты и прислуга ресторанов, кафе, общественных садов и т.д.[2091] Стачечная борьба в 1917 г. на Урале активизировалась в периоды ослабления власти, когда шансы договориться с работодателем повышались. Ею был отмечен май — период первого кризиса Временного правительства — и рубеж августа и сентября: на угрозу военного государственного переворота 2-й Уральский областной съезд Советов ответил решением провести 1 сентября политическую забастовку, захватившую большинство уральских предприятий.
Приход большевиков к власти и гражданская война резко изменили условия стачечного протеста. Новые режимы внесли свою лепту в его политизацию, интерпретируя забастовочные акции как проявление политической враждебности и результаты тайной организаторской деятельности противника. В обстановке радикализации противостояния политических конкурентов и его перехода в фазу боевых действий резко возрастал риск, сопряженный с проведением стачки. Участие в ней квалифицировалось официальными кругами как саботаж и каралось по законам военного времени.
Тем не менее, забастовки этого периода не следует рассматривать исключительно как акты сознательной самоотверженности и героического безумия. В них явно присутствовал элемент здравой рассудочности и точного расчета. Во-первых, стачкам и на «белых», и на «красных» территориях предшествовало выдвижение ряда пожеланий или требований. Рабочие чаще всего склонялись к тому, чтобы договориться с любым режимом и прибегали к демонстративному протесту только в случае неудачных переговоров. Во-вторых, забастовочные акции разворачивались, как правило, в условиях ослабления и кризиса власти, поставленной перед угрозой насильственной смены, или вскоре после прихода нового и еще не окрепшего режима, которому можно было предложить пересмотреть прежние трудовые отношения. Исходя из этой логики объясним накал стачечной борьбы осенью 1917 г. и летом-осенью 1918 г. В-третьих, требования рабочих и служащих были ориентированы на реально достижимое в сфере оплаты и условий труда.
Материальный интерес очевиден даже в волне «политического саботажа» распоряжений большевистской власти служащими государственных учреждений поздней осенью 1917 г. Один из видных участников перехода власти в Уфе к Советам проиллюстрировал тезис о том, что «аппарат государственный не давался Советской власти», следующим примером: «Банковские служащие, неожиданно вставшие на работу, в один прекрасный день забрали жалованье за 6 месяцев вперед и так же неожиданно бросили службу в банке, заявляя, что они примыкают к бастующим».[2092]
С экономическими требованиями выступили в начале декабря 1918 г., незадолго до падения «красной» Перми, рабочие Мотовилихи. Соединенное собрание рабочих кузнечного, инструментального и ремонтного цехов, объявленное в официальной прессе результатом «работы левых эсеров», единогласно приняло резолюцию с 13-ю пунктами требований и угрозой забастовки в случае их невыполнения. Их содержание свидетельствует не только о сосредоточении внимания на улучшении материальных условий труда, но и о необоснованности выдвинутого властями тезиса о том, что мотовилихинские рабочие «катались как сыр в масле»:
«1. Требуем увеличения хлебного пайка не печеным хлебом, которого не едят свиньи, а мукой, согласно категорий: первая категория — один пуд десять фунтов, вторая категория — один пуд, третья категория — тридцать фунтов и четвертая категория — двадцать фунтов, а также всех вспомогательных продуктов, как-то: мяса, крупы, картошки и др. продуктов.
2090
Думы Урала. 1917. 24 мая; Пермский вестник Временного правительства. 1917. 26 мая; Быстрых Ф.П. Указ. соч. С. 26-35; История Урала в период капитализма. М., 1990. С. 276.
2092
Эльцин В. Дни Октябрьского переворота на Южном Урале и в Уфе // Пролетарская революция. 1922. №10. С. 356.