Бытовая «разруха» обезобразила не только внешний облик городов. Она вползла в каждую семью, лишив население, вне зависимости от социальной принадлежности, элементарных бытовых удобств и минимума домашнего уюта. В значительной степени этому способствовал жилищный кризис, обозначившийся еще в годы мировой войны в связи с притоком в города беженцев и переселенцев, а также ростом размещенных в городских населенных пунктах воинских гарнизонов. В результате в Вятке летом 1917 г. ощущался «квартирный голод»: люди, заброшенные туда обстоятельствами или переселенные по долгу службы, были вынуждены по месяцу и дольше искать и поджидать квартиру, снимая с семьей гостиничные номера. Современников возмущало, однако, не столько отсутствие свободного жилья, сколько связанные с квартирным дефицитом злоупотребления: волчьи аппетиты хозяев жилья, поднимавших квартирную плату на 30-40% от привычных расценок, проживание тысяч военнообязанных в отдельных квартирах или занятие ими целых домов, съем квартир через подставных лиц. В Котельниче в связи с обострением квартирного вопроса исполком Совета принял решение выселить всех военных в северные волости, в Вятке подобное решение осуществить не удалось. Однако в 1917 г. значительная часть горожан продолжала жить по дореволюционным жилищным стандартам: в Вятке за обывателями еще сохранялись квартиры по восемь-десять комнат.[2120]
В последующие годы, особенно во время гражданской войны, под влиянием разрушения жилищного фонда, в том числе и в результате боевых действий, в связи с усиленной миграцией и ростом городского населения квартирный вопрос приобрел особую остроту, а санитарные нормы расселения изменились до неузнаваемости. Уфимская пресса в конце 1919 г. так характеризовала жилищную проблему:
«С переходом в Уфу ряда крупных военных учреждений квартирный кризис усилился до чрезвычайности. Вопреки минимальным нормам, требуемым гигиеной, у нас в последнее время кладется на каждого человека от "десяти до двенадцати квадратных аршин" — точнее, шагов. Можно себе представить, как туго набиты по этим квадратам "уфимские квартиры"».[2121]
В 1920 г. в Вятке значительный процент горожан составляли «комнатные жильцы». Проверка в мае-сентябре 1921 г. жилых помещений в административном центре Вятской губернии обнаружила беспримерную скученность проживания: в ряде случаев люди жили по шесть-семь человек в комнате.[2122] Весной 1921 г. из-за обострения квартирного кризиса в Екатеринбурге около 500 человек оказалось на улице.[2123]
Происходившее за стенами столичных национализированных и коммунализированных домов под ударами переселений и уплотнений увековечено в прозе М.А. Булгакова:
«Во всех 75 квартирах оказался невиданный люд. Пианино умолкли, но граммофоны были живы и часто пели зловещими голосами. Поперек гостиных протянулись веревки, а на них сырое белье. Примусы шипели по-змеиному, и днем и ночью плыл по лестницам щиплющий чад. Из всех кронштейнов лампы исчезли, и наступал ежевечерний мрак. В нем спотыкались тени с узлом и тоскливо вскрикивали:
— Мань, а, Ма-ань! Где же ты? Черт же возьми!
В квартире 50 в двух комнатах вытопили паркет. Лифты... Да, впрочем, что тут рассказывать...».[2124]
В уральских городах, небогатых многоквартирными доходными домами для состоятельных жильцов, жилые помещения, тем не менее, быстро пришли в непригодное для обитания состояние из-за несовершенства систем канализации, водоснабжения и отопления. Осматривая в мае 1918 г. квартиру владельца часового магазина М. Кантера, комиссия Вятского губздравотдела обнаружила, что, вследствие одинакового диаметра впускных и сточных труб канализации, при образовании воздушных пробок сточные воды «...частью переливаются через унитаз в квартиру Кантера и разливаются по полу, что такие случаи бывают часто, видно из состояния пола, который местами гниет и издает дурной запах». Выгребные ямы были до горловины переполнены экскрементной гущей, что делало невозможным спуск из унитазов в квартирах 1-2 этажей.[2125]
В следующем месяце та же комиссия, проверяя муниципализированный дом, принадлежавший ранее местному предпринимателю М.Д. Зонову, констатировала: «Выгребная яма... содержит твердые каловые массы, причем уровень их приблизительно одинаков с уровнем пола подвала, что затрудняет спуск через трубы клозетных нечистот».[2126] Асфальтовый пол подвала был покрыт липкой зловонной жидкостью. В феврале 1919 г. акт осмотра полуподвального помещения дома №18 на Орловской улице Вятки содержал следующую информацию: