В пользу этой версии свидетельствует сама стремительность распада непритязательного городского быта. Очевидно, за «разрухой» стояли не только политические, экономические и социальные процессы, но и важные культурные сдвиги. Из скученности жителей, высокой концентрации пришлого гражданского населения и воинских контингентов следует повышенная нагрузка на городскую жизнь, но отнюдь не вытекает неизбежное ухудшение санитарного состояния городов. Оно, как и понижение культуры, зависело главным образом, от того, каков был культурный облик гражданского и военного пополнения городских жителей.
Историки пользуются терминами «окрестьянивание», «рурализация», «архаизация» для описания политических и социальных трансформаций советского государственного порядка и структуры общества в Советской России и СССР.[2172] Массовая восходящая мобильность выходцев из крестьянской среды, восхождение сельских жителей до вершин новой элиты достойно, однако, рассмотрения не только из социально-политической, но и из культурной перспективы. Разрушение городских санитарно-гигиенических стандартов в революционной России позволительно интерпретировать как воплощение культурного «окрестьянивания» российского города. Вчерашний крестьянин, будь он одет в деревенский армяк, солдатскую шинель, унтерофицерский мундир, рабочую тужурку, кожанку чекиста или ответственного советского работника, приносил в город привычки сельского быта, культура гигиены которого находилась на самом низком уровне. Обитатели русской деревни не брезговали пользоваться водой сомнительного уровня чистоты. Крестьяне пили из водоемов, в который заходил домашний скот. Берега рек, озер и прудов были превращены в свалку мусора и даже трупов домашних животных. Нужников не знали вплоть до 30-х гг. XX в. даже в относительно благополучной и чистоплотной казачьей станице, отправляя свои естественные потребности в хлеву, который, правда, прилежный хозяин ежедневно чистил.[2173]
Опыт Первой мировой войны облегчил переход к непритязательному быту. Хлебнув многомесячной неустроенной окопной жизни, можно было закрыть глаза на разрушение городского хозяйства. По сравнению с существованием под открытым небом в грязном окопе, неудобства жизни в охваченном распадом городе казались, видимо, «мелочами» большинству его обитателей.
Специалисты по военно-политической истории русской революции в поисках «исторически значимого» в источниках явно проглядели, как много внимания уделяли уставы, регламенты, инструкции военных новообразований 1918-1919 гг. элементарному санитарному просвещению рядовой массы. Так, инструкция, 1-ой и 2-ой дружинам боевых организаций народного вооружения, подписанная начальником Уфимского губернского штаба Красной армии и боевых организаций Э.С. Кадомцевым и вступившая в силу 14 марта 1918 г. содержала развернутый перечень требований к бойцам:
«Боеспособность зависит от чистоты, чистого воздуха, пищи, а главное от того, что человек всегда деятелен. Сырой воды нельзя пить, так как в больших селениях она загрязнена, и, в частности, ужасной болезнью — тифом брюшным.
От вшей бывает сыпной тиф.
От чужого или загрязненного полотенца заразятся глаза.
Стричь волосы — к волосам прилипают всякие микробы. Подстригать ногти — под ними хорошо жить микробам.
Чистить зубы щеткой ежедневно.
Ходить в баню аккуратно.
Обмывать ноги.
На пол не плевать.
Окурков не бросать.
Курить только там, где указано, так как против дружбы заставлять некурящих дышать вашим дымом и скверным воздухом.
При входе со двора вытирать ноги.
Одежду и обувь высушивать тотчас по приходе. Посуду мыть тотчас после еды.
Хлеб и пищу всегда держать закрытыми.
Есть только в столовой.
В сапогах на кровать не ложиться.
2172
См., напр.: Lewin М. The making of Soviet System. N.Y., 1985, Пайпс P. Россия при старом режиме. М., 1993.
2173
Автор признателен челябинскому этнологу А.А. Рыбалко, предоставившему неопубликованный полевой материал о гигиенической культуре в станицах на территории Оренбургского казачьего войска.