«Все как-то оживало. Пооткрывались магазины — кооперативные и частные. Товаров всяких — и промышленных, и продовольственных, — сколько хочешь, были бы деньги. После пережитых войн — империалистической и гражданской, после пережитого голода и вызванных им болезней все, казалось, входит в нормальную колею.
Но полной уверенности в завтрашнем дне все-таки не было. Никак не покидало беспокойство, что пережитое, особенно голод, не повторится».[2236]
Ведя хозяйство совместно с двумя братьями, автор мемуаров распоряжался семейным бюджетом. Так как братья, кроме грязной рабочей одежды, ничего не имели, он как-то после получки зашел в магазин и купил каждому по костюму из хлопчатобумажного трико. Братья, которые выглядели, как оборванцы, этой покупке не обрадовались:
«"Зачем нам костюмы, — возмутились они, — муки купить было надо!" — "Муки у нас и так килограммов семьдесят, — сказал я, — а одеться не во что". — "И так проходим, а мешка два муки про запас не помешали бы", — отвечали братья».[2237]
Жизнь в экстремальных условиях «выдавила» из семейных бюджетов расходы на одежду и обувь. Нищенские и нестабильные доходы превращали приобретение носильных вещей в недопустимую роскошь. Все имеющиеся доходы большинство населения вынуждено было тратить на скудное пропитание. Осенью 1918 г., хлопоча перед «белыми» властями об улучшении условий существования, профсоюз рабочих металлистов констатировал:
«Если долгое время рабочий кое-как существовал на тот скудный заработок, который он получает и по сей день, то это объясняется тем, что при вещевых запасах, которые еще имелись у рабочего, он мог... тратить весь свой заработок на пищу и пр[очие] расходы, но отнюдь не на покупку вещей».[2238]
К концу гражданской войны на Урале население обносилось до такой степени, что это стало темой обсуждения в прессе. В апреле 1920 г. одна из вятских газет констатировала:
«Не во что одеться — вот общий вопль, несущийся из нашей провинции. Действительно, положение с одеждой, вернее, с отсутствием одежды, отчаянное».[2239]
В том же номере сообщалось, что в Орлове рабочие на каждом собрании поднимают вопрос о снабжении одеждой и обращаются с ним во все учреждения, но власти отделываются общими фразами. Характерная история произошла в Уржуме, куда из Вятки была направлена мануфактура для распределения по пять аршин на человека. Местный горпродком выдал, однако, всего по два аршина, обещая остальные выдать в недалеком будущем. У корреспондента не было ни тени сомнения, что при таких обстоятельствах население обменяет полученные куски мануфактуры, из которых невозможно было что-либо сшить, на продукты и так же поступит впоследствии с остальными тремя.
Проблема одежды сохраняла жгучую остроту и в начале НЭПа, касаясь и местных советских и партийных работников. Челябинский губком РКП(б) и специально созданная при нем комиссия по оказанию помощи членам партии, которая занималась выдачей продовольственной помощи, пайков, премий, одежды и обуви, летом 1922 г. были засыпаны заявлениями с просьбой помочь «обмундироваться». Их содержание дает представление о степени обнищания населения. Так, в мае 1922 г. члены РКП(б) С. и А. Жарких писали в губернский комитет партии:
«Находясь с [19]18 г. по [19]21 г. в Красной армии и с [19]21 по настоящее время в советских учреждениях (в разных городах), мы никакого обмундирования не получали, все же, что имели раньше, забрано белыми при нашем отступлении. И сейчас в связи с разными переездами с одного места на другое все поизносили и абсолютно ничего не имеем. Просим губком оказать нам содействие в приобретении хотя бы самых необходимых вещей — как-то: