Дела продовольственного обеспечения не пошли лучше и в начале НЭПа. Летом 1921 г. челябинским шахтерам месячного пайка хватало лишь на половину положенного срока.[2247] В апреле 1922 г. хлебный паек в Башкирии сократился на треть. Кроме хлеба выдавались лишь соль, спички и махорка.[2248]
Получение денежного довольствия также не гарантировало от нищеты. Помимо того, что оно было невелико и нерегулярно, значительная его часть уходила на всевозможные выплаты и взносы. В сентябре 1922 г. на эту практику жаловались работники Челябинского губернского отдела ГПУ. При окладе в 12 тыс. р. после вычетов в профсоюз, детский дом, кассу взаимопомощи, на «культработу» и за продукты его сотрудники получали на руки чуть более 7 тыс. р. Те, кто официально имел оклад 9,4 тыс. р., терял на вычетах половину заработка. Те незначительные суммы, которые, наконец, попадали в руки работнику, таяли на глазах:
«Из полученных чистых денег на руки каждому сотруднику приходится платить, прежде всего, партвзнос, затем нужно заплатить за квартиру, освещение, воду и проч[ие] коммунальные услуги. В итоге сегодня получил жалование, завтра нет ни копейки, а иногда еще получаемых денег на руки не хватает на расплату за коммунальные услуги и всевозможные налоги, за неуплату которых учреждения накладывают пени. Не говоря уже о других насущных потребностях, как дрова, овощи, мясо, молоко, табак».[2249]
Особенно тяжело было положение семейных сотрудников. Как и другие категории населения, чекисты прибегали к решению проблемы с помощью увольнений, заработков на стороне и продажи последнего платья.
Не имея возможностей укрепить свое материальное положение законными методами, население прибегало к разнообразным приемам, вплоть до откровенно преступных, описанных в предыдущей главе. Большинство из них объединял, однако, общий мотив — поиск дополнительных средств для существования — и единая стратегия: совмещение различных видов деятельности.
Наиболее подготовленными к такому образу жизни оказалось население горнозаводских поселков, которое и в дореволюционное время считало свою жизнь недостаточно обеспеченной и совмещало работу на заводах с сельскохозяйственным трудом. Выработанные в пореформенные десятилетия, во время заката уральской промышленности, способы выживания оказались спасительными в годы революционной катастрофы. Во времена стремительного «окрестьянивания» жизни затяжная консервация патриархальных отношений превратилась из недостатка в ощутимое преимущество, о котором работники уральских горнозаводских профсоюзов в 1920 г. писали:
«Надо сказать, что лишь благодаря тем мелкобуржуазным условиям, в которых еще живет уральский рабочий, обладающий своим домом, огородом, коровой, а иной раз и лошаденкой, — он не ощущает так сильно общего тяжелого продовольственного положения. При этом рабочие провинции поставлены в лучшие условия, чем городские рабочие, хотя продовольствие в городе выдается более аккуратно, чем на местах».[2250]
К полукрестьянскому образу жизни вынуждено было прибегать и городское население. В городах и при заводах развивалось огородничество. Практиковались временные заработки горожан в деревне — новое издание поставленного с ног на голову отходничества. К 1919 г. население крупных городов уже убедилось на практике, что если летом «подкормиться» в деревне, можно легче перенести два-три месяца голодовки.[2251]
Итак, добыча средств на стороне в «военно-коммунистических» буднях превращалась в один из основных источников существования. На первый взгляд, среднестатистические данные об источниках питания городского населения России в период «военного коммунизма» демонстрируют твердую поступь карточной системы, занимавшей все более прочное место в формировании пищевого рациона. Так, с декабря 1919 по май 1920 г. удельный вес хлебных продуктов, получаемых горожанами РСФСР от государства, возрос с 48% до 58%. Однако более пристальное рассмотрение способов приобретения продуктов питания не позволяет разделить оптимизм лукавых усредненных выкладок, по крайней мере, в отношении Урала (табл. 62). Доля казенного хлебного пайка в рационе уральских горожан в конце 1919 г. колебался от 68% (у служащих Оренбурга) до 2,2% (у рабочих Уфы), в мае 1920 г. — от 79,7% (у рабочих Екатеринбурга) до 48,6% у служащих Оренбурга. Обеспеченность государственным пайком рабочих и служащих также существенно различалась. Кроме того, удельный вес хлебного пайка в течение рассматриваемого полугодия в одних случаях возрастал, в других — убывал.