Поздней весной - в начале лета 1922 г. положение с питанием сельского населения не исправлялось. В Курганском уезде в щи употреблялась толченая кора, варили старые кожи, толкли кости, пекли лошадиный кал.[2283] Летом 1922 г. вятская печать сообщала о том, как решалась проблема питания в одном из голодных районов губернии: «В починке Акленках население собирает с кладбища старые кости, пережигает их, толчет в ступе и получает муку с неприятным запахом».[2284]
Летом 1922 г. такой способ утоления голода являлся, однако, скорее исключением из правила. Большинство селян Вятской губернии питалось одной зеленью, что вызывало расстройство желудка и до 50 поносов в день. В июле на базаре Яранска крестьяне лихорадочно сбывали скот за пять-восемь пудов хлеба. Овца стоила всего 15-25 фунтов муки. Проголодавшиеся продавцы требовали часть оплаты печеным хлебом, который тут же съедался. Вятский губернский комитет помощи голодающим в конце июля 1922 г. констатировал: «Если раньше имелись суррогаты и иногда рассматривалось их качество, то сейчас считается за суррогат почти все то, что может пройти через пищевод в желудок, о последствиях такого питания не задумываются».[2285]
Питание суррогатами было чревато неприятными последствиями для здоровья, хотя сильных отравлений, вопреки ожиданиям, не наблюдалось. Чрезмерное потребление клетчатки вызывало истощение, малокровие, желудочно-кишечные заболевания, в особенности — затяжные поносы. В связи с обильным употреблением овощей цинга не получила широкого распространения, хотя малокровие, припухлость и кровотечение десен наблюдались. Среди детей особенно часто встречались малокровие, истощение, золотуха и из-за отсутствия мыла — кожные болезни и фурункулезы. Заболеваемость желудочно-кишечного тракта в деревне достигала 75-80%.[2286]
Непосредственное воздействие суррогатов на человеческий организм было различным. Питание глиной вызывало непроходимость кишечника, запоры, особенно опасные — вплоть до смертельного исхода — в пожилом возрасте. Желуди в первое время употребления вызывали тошноту, рвоту, головокружение, отсутствие аппетита; лебеда — головокружение, по другим данным — желудочно-кишечный катар и запоры; картофельная ботва — понос; рыжик — тошноту и рвоту; коленка, подколенка и чистоколенка — тошноту и головокружение; льняная мякина — боли в желудке. Употребление некоторых суррогатов не сопровождалось нежелательными эффектами. К ним относились жмыхи и гнилушки, которые не меняли вкуса хлеба, и дикая гречка. Последняя оценивалась специалистами так: «лучший суррогат по вкусу и никаких побочных явлений не вызывает».[2287]
Вид и вкус суррогатной пищи у современного человека, скорее всего, вызвал бы чувство омерзения. Хлеб из корней липы и илемника внешне напоминал овсяные сдобные булки — рассыпчатые, сладковатые и, по мнению свидетелей, довольно приятные на вкус, но мало питательные и вредные для желудка. Хлеб из лебеды по виду был похож на гречневый — черный и низкий. Вкус его был неприятный, горьковатый. Все сорта суррогатного хлеба имели шероховатую поверхность и неровный, с трещинами, излом; быстро высыхали, крошились и ломались при разрезании; цвет колебался от темно-серого до черного. По сообщениям очевидцев, «некоторые сорта хлеба напоминают собою буквально конский навоз». Спектр вкуса суррогатного хлеба был довольно широк — от неприятно-приторного до горького.[2288]
Беспрецедентно широкий ассортимент суррогатов во время голода 1921-1922 гг., казалось бы, опровергает общепризнанное убеждение антропологов и этнологов, что, хотя человек и в состоянии использовать в пищу почти все, культурные установки сдерживают его всеядность:
«Различные группы едят различные вещи различными способами: но все имеют свои принципиальные взгляды на то, что они едят. Конечно, выбор пищи во многих отношениях зависит от ее наличия, но люди никогда не едят все съедобное, что предлагает им окружающая среда».[2289]
Крестьянское население Урала в 1921-1922 гг. поедало не только все съедобное, но и никогда ранее не употребляемое в пищу и безусловно опасное для здоровья. Однако это отнюдь не означало, что голод до основания разрушил культурные стереотипы аграрного общества. Пожалуй, самое примечательное в использовании суррогатов сельскими жителями заключалось не в отталкивающем многообразии заменителей пищи, а в упрямом стремлении крестьян уподобить их хлебу. Многовековое представление о хлебе как об основе питания воплощалось в их желании производить его во что бы то ни стало и из чего угодно. Только он мог утолить голод, его же отсутствие, даже при наличии других продуктов питания, воспринималось как смертельная угроза и непоправимое бедствие. Обманывая самих себя имитацией хлеба, сельское население использовало наиболее соответствующий своей культуре и, в этом смысле, «цивилизованный» способ борьбы с голодом.
2288
ГАКО. Ф. Р-1089. Оп. 1. Д. 563. Л. 19; Известия (Уфа). 1921. 16 авг. Также см.: Продовольственная безопасность Урала в XX веке. ... Т. 1. С. 340-341.