Основные причины катастрофического распада промышленности России и Урала следует видеть в невиданном оскудении материальных средств и в отсутствии у новых хозяев эффективных техник его преодоления. Грозные распоряжения большевистской власти были невыполнимы из-за их нереалистичности и нехватки ресурсов и действенных механизмов претворения в жизнь:
«Если принимать за чистую монету поток советских экономических декретов, который пролился между 1918 и 1921 годом, можно решить, что к концу этого периода вся экономическая жизнь страны находилась под контролем государства. В действительности советские декреты этого времени были часто не более чем выражением намерений. Никогда расхождение законов с жизнью не было так велико».[268]
Вместе с прочими категориями рыночного хозяйства и экономической целесообразности, на которые в большей или меньшей степени ориентировались антибольшевистские режимы, после ухода «белых» рухнул рынок труда. Не располагая иными инструментами привлечения рабочих рук, большевистская власть прибегла к методам принуждения. Институт трудовой повинности, заявленный еще в январе 1918 г. в «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», которая стала затем составной частью первой советской Конституции,[269] на Урале и по стране в целом стал приобретать реальные очертания по мере укрепления власти большевиков на «освобождаемых» от антисоветских режимов территориях. В конце августа 1919 г. Совет обороны принял решение о милитаризации труда рабочих и служащих угольных предприятий Урала, что означало приравнивание отказа от трудовой мобилизации к дезертирству, распространение военных штрафных санкций на гражданских лиц с целью обеспечения промышленности рабочей силой и укрепления трудовой дисциплины на угледобывающих предприятиях. В ноябре 1919 г. в связи с принявшим угрожающие размеры топливным кризисом на население был наложен ряд трудовых повинностей — натуральная, гужевая, дровяная, повинность по погрузке и выгрузке топлива. Декретом СНК от 29 января 1920 г. была объявлена всеобщая трудовая мобилизация и создана новая государственная инстанция для ее осуществления — Главный комитет всеобщей трудовой повинности (Главкомтруд). В феврале на Урале был создан его аналог — Уралкомтруд, а в начале марта — пять губернских и несколько уездных комитетов трудовой повинности.[270] В первой половине 1920 г. мобилизации осуществлялись по профессиям, однако такой метод вскоре был признан неэффективным, так как рабочие могли избежать принудительного привлечения к труду, скрыв свою профессию. К лету 1920 г. наметилось иссякание и других источников пополнения рабочей силы. В мае завершилась реэвакуация квалифицированных рабочих и специалистов из Сибири, давшая всего 11 тыс. человек, включая членов семей. В марте-апреле 1920 г. закончилось откомандирование рабочих из армии. Поэтому во второй половине года власти перешли к сплошной мобилизации на основе отзыва обученных рабочих из деревень и учреждений по именным спискам предприятий и возрастам. Мобилизации на Урале подлежали лица в возрасте от 18 до 50 лет.[271]
В начале 1920 г. на Урале родилось явление, которое стало своеобразным символом «военного коммунизма» в целом. Реввоенсовет 3-й Армии, принимавшей участие в решающих боевых действиях в борьбе за Урал, 10 января направил В.И. Ленину телеграмму с предложением переключить силы армии на восстановление народного хозяйства. Послание явно недооценивало реальное положение дел в экономике региона и, вследствие этого, преувеличивало возможный эффект такой переориентации:
«По счастливой случайности, армия находится в таком районе, откуда именно только и возможно начать восстановление хозяйства. Челябинская, Тобольская и Екатеринбургская губернии имеют громадные избытки продовольствия, имеют топливо, под боком Сибирь, изобилующая продовольствием... Урал имеет металическую руду. [...] Несмотря на блестящие условия, положение здесь покамест безрадостное. Железные дороги еле-еле работают, заводы влачат жалкое существование, нет усиления, нет продовольствия, нет специалистов, нет рабочих».[272]