Вам не приходило в голову, что Ветра Перемен улеглись насовсем? Скорее всего нам не добраться до другого космоса, и мы обречены на вечное скитание в Пучине. Ни у кого из нас нет опыта инвертирования, а потому мы не сможем предположить, как все обернется. Мы — семена, из которых взойдет новое будущее. А вдруг все погибающие Вселенные оставили после себя такие семена. Наше Место — эмбрион жизни; дадим же ему развиться.
Поглядев на Брюса с Сидом, Лили процитировала:
— «Вперед, друзья, еще не познан мир!»
Я схватила Сида за руку, но он не обратил на меня внимания. Мечтательно закатив глаза и приоткрыв рот, он слушал, как Лили читает Теннисона. Эх, Сидди…
И остальные туда же — разинули рты! Илли, должно быть, мысленно блуждал по прекрасным лунным лесам. Дитя звезд Аод ап-Арес Дэвис, как видно, вообразила себя стоящей на мостике звездолета, что мчался по направлению к далекой галактике, или прикидывала, как сложилась бы ее жизнь, не соблазнись она мнимыми прелестями Переменчивого Мира. Эрих смотрел этаким покорителем Вселенных; Марк молодцевато подбоченился. Судя по ввду Бо, ему грезилась Миссисипи.
И мне привиделся — нет, не Большой Чикаго. «Не будем впадать в истерику», — сказала я себе, бросила взгляд на Пучину и вздрогнула: мне почудилось, будто она отодвигается, а Место разрастается в размерах.
Поднявшись, мы с Сидди рука в руке двинулись к тахте, будто она притягивала нас к себе. Около нее сгрудились Бо, Севенси, Брюс и наши бравые гвардейцы, Каби с Марком. Их взгляды предвещали возрождение былой славы Крита и Рима и что-то еще, менее величественное. Илли, помедлив, оторвался от пианино и заковылял к нам.
Интересно, а он на что-нибудь надеется? По-моему, маленьких Илхилихисов ему не видать.
За нашими спинами послышалось шарканье ног. Док вышел из Галереи, прижимая к груди абстрактную скульптуру. Она представляла собой сверкающее нагромождение металлических шаров, каждый из которых был размером с мяч для гольфа, и сильно смахивала на увеличенный человеческий мозг. В шарах зияли отверстия. Док протянул ее нам, как младенца, чтобы мы обмерли от восторга. Губы его зашевелились; он явно хотел нам что-то сказать, но мы ничего не разобрали. Пускай наш Максим Алексеевич запойный пьяница, подумала я, но сердце у него золотое.
Мы столпились у тахты. Нас было одиннадцать — чем не футбольная команда? За названием дело не станет. Например,’«Духи мира». Севенси поставим в защиту, Илли — на левый край; из него получится отличный разыгрывающий.
Эрих остался в одиночестве у стойки бара. О нет, не может быть, пронеслось у меня в голове, когда он шагнул к нам. Лицо его исказила гримаса. Немного не дойдя, он остановился и криво усмехнулся.
Что же ты, комендант, подумалось мне, где хваленое братство по оружию?
— Значит, Лили с Брюсом и Grossmutierchen [8]Мод свили себе гнездышки? — голос его сорвался на крик. — А что прикажете делать остальным? Ворковать над ними?
Ну что вы тут нюни распустили? Детишек захотелось? Да поймите вы, что Переменчивый Мир — естественное завершение эволюционного процесса, пора наслаждений и оценки по достоинствам, конец истории, то, что женщины называют гибелью, а мужчины исполнением желаний.
Вы ведете себя, как актеришки, между которыми распределили роли в «Сумерках богов», а они отправились к композитору, похлопали его по плечу и сказали: «Знаете, герр Вагнер, что-то уж слишком мрачно. Почему бы вам не написать для нас оперу про маленьких белокурых ангелочков с голубыми глазками? Сюжет? О, нет ничего проще! Мальчик любит девочку, и они решают пожениться, когда вырастут».
Черт побери! На что будет похожа жизнь без Двери, за которой свобода и приключения? Или вы хотите мирно состариться, болтаясь по этому астероиду навыворот? А как насчет бомбы? Уютная пещерка, теплый женин бок — вот предел ваших мечтаний? Не предел? Ну да, город расширяется! Kinder, Kirche, Kuche! [9]Тьфу!
Ненавижу баб! У нас свое счастье, а у них — свое. Глядишь, какая-нибудь сгорбленная старуха шепчет: «Он слабеет, он сдает, скоро он станет совсем беспомощным и пропадет без меня». Вот твоя паршивая Триединая Богиня, Каби, родительница, невеста и плакальщица! Женщина изнуряет мужчину, связывает его по рукам и ногам, калечит и уродует!
Он показал пальцем на Лили.
— Кого ни возьми, все они норовят искалечить мужчине жизнь, подрезать крылья, сделать из него марионетку. Признавайся, птичка! Это ты спрятала Компенсатор, чтобы заполучить своего Брюси!
У него перехватило дыхание, и он замолчал. Я поглядела на Брюса. Чего он ждет? Вмазал бы разок как следует… Но Брюс словно растерялся. Где вы, мускулистые герои из дешевых журнальчиков? И все-таки Эрих нарвался. Взмахнув руками, будто хотел обнять Марчанта, он проговорил:
— Не поддавайся, Брюс. Они посадят тебя на цепь, как собачонку, они надуют тебя. Ты же Солдат, Брюс. Вспомни, даже за мир ты был готов сражаться. Ты пускал нам пыль в глаза, ты врал и не краснел, но ты с нами, Брюс, а не с ними.
Все совершилось в одно мгновение. Брюс выпрямился, шагнул вперед — и его кулак врезался Эриху в Челюсть.
— Локи! — бросил он.
Я мысленно перенеслась в прошлое и услышала голос матери. Та рассказывала, мне о зловредном скандинавском боге, о том, что, когда другие боги решили его наказать и пришли за ним, он как раз доканчивал плести рыболовную сеть, которая, если бы они хоть чуть-чуть опоздали, накрыла бы весь мирт.
Эрих распростерся на полу и, потирая челюсть, смотрел на Брюса волком. Стоявший рядом со мной Марк пошевелился. Я подумала, что он сейчас кинется на Марчанта. Но Марк только покачал головой и произнес:
— Омниа винцит амор.
— Что значит?.. — спросила я, пихнув его в бок.
— Любовь побеждает все, — ответил он.
Ай да римлянин! Что ж, где-то он прав. Лили и впрямь победила: ее возлюбленный вздул прия-теля-женоненавистника, который иначе не давал бы ему ночевать дома. Мне показалось, Лили для Брюса куда важнее, чем будущее Переменчивого Мира. Мы, женщины, иногда берем верх — пока не приходят легионеры или не пылят по дороге «Пантеры» полоумного ефрейтора.
Эрих поднялся, все еще держась рукой за челюсть и свирепо глядя на Брюса, но желания продолжить потасовку не выказал.
Был бы у него пистолет, подумалось мне, он бы наверняка застрелился.
Брюс открыл было рот, но заколебался, и тут вгстрял Док. Пошатываясь, он приблизился к Эриху, протянул тому свою скульптуру и забубнил что-то неразборчивое. Я испугалась, что Эрих убьет его, но мой комендант лишь выхватил у Дока скульптуру и швырнул ее через плечо. Та грохнулась на пол, однако, как ни странно, не разбилась. Покрутившись, она застыла в нескольких шагах от меня.
Похоже, то, что она не раскололась, окончательно добило Эриха. Клянусь, я ввдела, как наливаются кровью его глаза. Круто развернувшись, он бросился к бронзовому сундуку.
Мне почудилось, будто время замерло. Все мужчины, кроме Брюса, устремились вдогонку за Эрихом; правда, Сидди почти сразу остановился. Илли весь подобрался, готовясь к прыжку. Волосатые ляжки Севенси и белоснежные брюки Бо загораживали мне обзор, но я рассмотрела-таки палец Эриха, что нажимал на черепа в той последовательности, которую перечислила Каби: первый, третий, пятый, шестой, второй, четвертый, седьмой.
Эрих разогнул спину. Илли приземлился рядом с сундуком и обвил щупальцами крышку, что твой громадный серебристый паук. Остальные затормозили.
Дышал Эрих тяжело, но голос его был ровным:
— Вы рассуждали о нашем будущем, мисс Фостер. Теперь мы можем конкретизировать ситуацию. Если мы не вернемся в космос и не выкинем сундук, или не найдем техника-атомщика, или не свяжемся со штаб-квартирой, где нам скажут, как обезвредить бомбу, будущего у нас ровно на тридцать минут.
Тигр на воле
Неведомо откуда он пришел,
Людьми ль, зверями дикими рожден.
Но молоком волчицы вскормлен он.
По-моему, когда нажимают кнопку или перебрасывают рубильник, или захлопывают ловушку, или фокусируют луч, редко кто падает в обморок или сходит с ума от страха. Во всяком случае про меня такого не скажешь. Я не пропустила ни единого движения, ни единого слова; я видела все, словно йод микроскопом.