— Ах, вельх айн Думмкопф! [3]Разумеется, ты прав. Получается, у нас неполадки?
Микроволновая печь шевельнула шнуром.
— Я… э-э… Как бы лучше сказать… Наверное, это я виновата.
— Нет, — донесся из ее камеры тонкий голосок, — не выгораживай меня. Вся вина лежит на мне.
Дверца камеры распахнулась, и оттуда робко выглянуло электрическое одеяло.
— Я надеюсь, ребята, вы не имеете ничего против «зайца»?
Все повернулись к тостеру. Поскольку он был капитаном, разбираться с «зайцами» входило в его обязанности. Но как он мог сердиться на одного из своих лучших друзей? Как он мог ругать одеяло за то, что ему хватило смелости присоединиться к экспедиции? Да, суровость здесь была неуместной.
Тостер приподнял шнур и отдал честь.
— Добро пожаловать на борт! — произнес он.
— Спасибо, сэр! — застенчиво отозвалось одеяло, повторяя его жест.
— Я думаю, нам следует попросить навигатора и офицера разведки заново просчитать курс, а потом…
Отдать команду как положено тостеру не удалось. Его неожиданно перебил рулевой.
— Ребята, — прошептал вентилятор, — нам, похоже, норовят составить компанию.
Взглянув в указанном вентилятором направлении, электроприборы увидели многочисленную стаю сверкающих на солнце…
— Инопланетяне! — воскликнул тостер далеко не капитанским голосом. Тысячи инопланетян!
— Инопланетяне! — завопило радио, включая будильник.
— Инопланетяне, — продолжал тостер, — всех цветов радуги: синие, красные, желтые…
— Tсc, — проговорил слуховой аппарат, решительным жестом принуждая радио выключить звуковой сигнал. — Вы не слышите? Они зовут нас.
Электроприборы замерли. Напрягая слух, они пытались разобрать, с чем обращаются к ним инопланетяне. Тостеру показалось, он различает звук, подобный шелесту ветра в листве, но никак не отдельные слова.
Приблизившись, инопланетяне окружили земной звездолет со всех сторон. Электроприборы оказались словно внутри гигантского цветка, лепестки которого потихоньку смыкались. Вот теперь тостер услышал осмысленные фразы:
— Привет! Эй, там! Как поживаете? Куда это вы?
— По-моему, они настроены дружелюбно, — сообщил тостер товарищам.
Инопланетяне в большинстве своем были круглыми, отличаясь, правда, некоторой склонностью к овальности. И на всех было что-то начертано. Присмотревшись, тостер смог прочитать часть надписей: «Де Мойнский Полуторавековой», «Сыроварня Боба», «Ярмарка штата Огайо, 1985 год», «Торговля Бейли».
Он громко рассмеялся.
— Они вовсе не инопланетяне! Это же воздушные шарики! Видите, вон даже веревочки!
Один из самых крупных шариков оторвался от остальных и подлетел к семерым электроприборам, глядевшим на него из пластиковой бельевой корзины. Он был небесно-голубого цвета (конечно, по земным меркам, ведь в космосе небо черное) и рекламировал открытие нового грандиозного магазина Силли Сидни.
— Привет, привет, привет, — поздоровался шарик голосом, как две капли воды похожим на голос Силли Сидни, которым тот каждый день вещал по радио о широком выборе товаров по небывало низким ценам. — Добро пожаловать в пояс Ван Аллена! У нас тут главное — прибыль. Сегодня торговля процветает как никогда!
— Здравствуйте, — вежливо ответил тостер. — Мы очень рады встрече с вами. Мне в жизни не доводилось видеть столько воздушных шариков сразу.
Огромная разноцветная масса шаров заколыхалась и зашушукалась между собой. Звук был такой, какой возникает в телестудии перед тем, как собравшиеся засмеются шутке ведущего программы.
— Спасибо за комплимент, — отозвался шарик с ярмарки в штате Огайо. — Вы очень любезны. Однако перед вами лишь малая толика из тех миллиардов воздушных шаров, которые эмигрировали сюда с Земли.
— Понимаете, — добавил голубой шарик, — мы прилетели сюда за свободой. Все шары мечтают о свободе, о том, как поднимутся в стратосферу, и расстанутся навсегда с оковами Земли…
— А вы? — встрял в беседу красный шарик. — Что-то я не припомню, чтобы я сталкивался с шарами вроде вас. Вы явились к нам не за тем, чтобы вернуть вас на Землю?
— Разумеется, нет, — уверил тостер. — Естественно, мы не воздушные шарики, мы электроприборы и направлялись к Марсу, но из-за неполадок с двигателем вынуждены были остановиться.
— Что ж, — несмотря на дружелюбный тон красного шарика, чувствовалось, что его подозрения рассеялись не до конца, — оставайтесь у нас, сколько хотите. Нам найдется, о чем поболтать. Но обещайте, что будете уважать нашу независимость.
— И что не станете протыкать нас! — крикнул кто-то.
— Обещаем, — сказал тостер, подумав про себя, что ему пока следует воздержаться от включения нагревательных спиралей.
— Потому что, — продолжал тот же пронзительный голос, — мы существа, которые требуют деликатного обхождения. — Голос принадлежал большому, яйцевидному желтому шару с надписью на боку «Счастливого Нового года!».
— И не курить! — присовокупил еще один.
— Конечно, конечно, — согласился тостер, с раскаянием припомнив то злополучное утро, когда пытался поджарить английскую сдобу.
Убедившись в мирных намерениях гостей, дружественные вольные шары плотно окружили бельевую корзину. Они предложили электроприборам совершить «прогулку по космосу», и те охотно откликнулись на предложение, не забыв при этом закрепиться шнурами за прутья корзины. Вот урок тем электроприборам, которые отправляются в космическое путешествие. Не забывайте пристегиваться! Иначе вас попросту поглотит бездонная пучина пространства.
Итак, шары оказали путникам радушный прием — и ни на мгновение не умолкали: Один желтый шарик с нарисованной рожицей без конца повторял лишь одно: «Развлекайтесь!», а другой, синий, из магазина Силли Сидни, рассуждал исключительно о баснословных сделках, не позволяя никому вставить ни словечка. Зато прочие, по мнению тостера, были шары образованные и рассудительные. Красный шарик, который вырвался из рук избалованного ребенка на ярмарке штата Огайо в 1985 году, был, к примеру, кладезем сведений о своем родном штате и высказывал глубокую озабоченность уменьшением содержания озона в верхних слоях атмосферы.
Время шло — день сейчас или ночь, определить было невозможно, — и тостер начал ощущать усталость. Шары же болтали, не переставая. Калькулятор и слуховой аппарат давно уже скрылись в бельевой корзине и занялись вычислениями того, сколько топлива понадобится на остаток пути с учетом веса электрического одеяла. А тостер, у которого не нашлось причины, чтобы последовать за ними, вынужден был притворяться, будто внимательно слушает трескотню шаров. Но вот рассказывать о себе, как его ни просили и как ему самому ни хотелось, у тостера не было сил.
Под вечер (или утром, а может быть, в полдень) к тостеру приблизился шарик, который, на первый взгляд, обладал, подобно многим электроприборам, наружной поверхностью из хрома. Он завис в пространстве и, лениво покачиваясь из стороны в сторону, уставился на свое отражение в хромированном боку тостера. А вскоре тостер понял, что он сам глядит на себя с поверхности шарика (которая, разумеется, была не из хрома, а из резины «Майлер»; она почти такая же блестящая, как хром). Надпись на шаре состояла из одного-единственного слова, которое, как с запозданием сообразил тостер, было ему хорошо знакомо. Это слово было «ПОПЬЮЛУКС»!
— «Попьюлукс»! — воскликнул тостер.
— «Солнечный луч»! — откликнулся шар, прочитав марку изготовителя на фирменной табличке.
— За тобой-то мы и летим на Марс, — сообщил тостер.
— За мной? Любопытно. Марс… — шар заколебался, — вон он где. А я тут, так же, как и ты.
— Да нет, я про другое. Однажды мы услышали передачу с Марса, в которой исполняли вот такую песню, — и тостер, хотя и не умел петь, попытался воспроизвести боевой марсианский марш. На словах «Попьюлукс», а «Попьюлукс» лучше всех!» шар принялся подтягивать ему.
— О, я будто помолодел! — проговорил он мечтательно. — Какие надежды я все мы — тогда лелеяли! Нас было тысячи, десятки тысяч, а теперь остался один я. Остальные высохли или полопались. В общем, грустная история. Ты уверен, что хочешь ее узнать?