— Что вас интересует?
— Портрет мэтра Вийона в этом издании… скажите, он подлинный? Или вы просто взяли подходящую гравюру? Если уж моему другу не суждено познакомиться с самим мэтром Вийоном, он имеет право знать, кто изображён на этом портрете — настоящий мэтр Вийон или нет!
— Можете считать, что это мэтр Вийон, — уклончиво ответил издатель.
— Мы можем считать всё, что угодно, месье, — Анри вернулся к своей обычной вызывающей манере. — Нас волнует правда!
— Я не художник, месье . Это вопрос не ко мне.
— Но кто художник? Кому я могу задать этот вопрос? Только скажите мне, месье Леве, я немедленно отправлюсь туда и узнаю! Или мы опять придём к вам, — пригрозил он с улыбкой. Жан-Мишель мысленно отметил, что, произнеси такие слова любой другой из его друзей, они прозвучали бы как неслыханная дерзость — а вот Анри всё сходило с рук.
Пьер Леве оценил шутку.
— Ну, перед такой страшной угрозой мне не устоять. Знаете дом месье , через две улицы отсюда?
— Да, месье! — вдохновился Анри.
— Рядом с ним живёт художник , в этой книге — его иллюстрации. Кланяйтесь ему от меня.
Друзья поблагодарили Пьера Леве и направились к художнику, а Пьер Леве долго смотрел им вслед своим внимательным взглядом. Перед самым поворотом Жан-Мишель почувствовал этот взгляд и обернулся. Ещё раз поклонился, чтобы скрыть растерянность и недоумение, и свернул на другую улицу, немало озадаченный. Встреча с издателем сбила его с толку, правда, что именно его смутило, он пока не мог понять. Его чувства исчерпывающе выразил Анри, когда заметил:
— Чего-то недоговаривает этот Пьер Леве. То ли его попросили хранить секрет, то ли ему самому не выгодно, чтобы кто-то узнал подробности. Странно это всё.
Гравюры-иллюстрации в сборнике Вийона были сделаны по простым, грубым рисункам. При королевском дворе, при дворах богатой знати в то время создавались совсем другие изображения: каждый их штрих был тщательно выверен, они поражали зрителя глубиной замысла, гармонией композиции, тонкостью деталей. От них исходило благородство, призванное озарить их заказчиков и меценатов, они были так же сдержанны и безупречны, как богословские сочинения на латыни, так же изящны и утончённы, как баллады и лэ признанных поэтов. На создание подобных картин, гравюр, миниатюр художники не жалели времени и стараний: всемогущему Господу понадобилось всего шесть дней, чтобы сотворить мир, а людям, не дерзавшим даже мысленно сравнивать себя с Творцом, требовались долгие недели и месяцы, чтобы довести один рисунок до совершенства. А потом этот рисунок становился гордостью заказчика и украшал собою стены его замка или страницы его часослова.
Иллюстрации к стихотворениям Франсуа Вийона в издании Пьера Леве были совсем другими: простыми, грубоватыми, как голоса парижских улиц, краткими и меткими, без лишних деталей — совсем как пословицы и поговорки, столь популярные, любимые и знатью, и чернью, и поэтами. У Франсуа Вийона была даже « »[5], целиком составленная из пословиц… Пословицы всегда остроумны и точны, и гравюры к стихам Вийона были выразительны благодаря своей простоте. Они показывали разных людей, героев баллад — и в каждом угадывался свой характер. А одна из этих гравюр изображала самого мэтра Франсуа Вийона: он был представлен на ней солидным человеком средних лет в костюме обычного горожанина, без намёков на бесконечную, изнурительную бедность, на которую так много жаловался в своих стихах. Шляпа, плащ, кинжал на поясе…
— Эх, Жан-Мишель, даже если это настоящий портрет, он нам мало о чём скажет, — проворчал Анри, разглядывая рисунок. — Попроси этого художника изобразить меня или тебя — нас будет не отличить от этого Вийона. Тоже напугаем кого угодно.
— Ну, мой друг, не выноси таких резких суждений! Конечно, перед нами не рыцарь Тристан, но по-своему этот человек тоже красив, у него благородный вид и одухотворённое лицо!
— Ой, Жан-Мишель, умоляю тебя! Ты посмотри на другие картинки, взгляни хотя бы на эту женщину или на епископа! Да сожги меня святой Антоний, они все далеко не красавцы!
— Я просто пытаюсь увидеть за этим грубым, условным изображением реального человека, — серьёзно ответил Жан-Мишель и отчего-то погрустнел.
— Боюсь, что в таком деле это грубое, условное изображение тебе не помощник, — усмехнулся Анри. — Ты скорей увидишь реального человека, если просто вообразишь себе мэтра Вийона, читая его стихи.