Французским врачам удалось поставить диагноз не сразу — к тому моменту спорынья в Европе была уже практически забыта. И лишь старая энциклопедия XIX века подсказала им разгадку. В прошлые века эпидемии эрготизма (отравления спорыньей) выкашивали население не меньше, чем эпидемии чумы или, позже, холеры. Грибок Claviceps purpurea, заражая колосья зерновых, попадал в муку, неся людям смерть и безумие. В середине XX века такой диагноз звучал для европейцев довольно дико. Этим, пытаясь замять дело, воспользовалась частно-государственная зерновая монопольная корпорация Юнион Миньер, чей региональный представитель отрицал саму возможность отравления спорыньей: «домыслы о том, что причиной болезни людей может быть спорынья совершенно несостоятельны, это ясно с самого начала»[2]. Президент же монополии Пьер Якоб, когда полиция уже задержала мельников, разбавивших пшеничную муку ржаной, пошел еще дальше. Он объявил, что если спорынья в хлебе и была, то это ничего не значит и вообще полная ерунда, поскольку спорынья — дело обычное, никакая мука без нее не обходится, и опасности она вовсе не представляет. Заявив это, мсье Якоб тут же предложил журналистам, чтобы ему испекли хлеб из муки с максимальным количеством спорыньи. Он объявил, что готов съесть в присутствии экспертов целую буханку, чтобы доказать ее безвредность. Врачи только посетовали в ответ, что у патологоанатомов и без того много работы, и никто ему хлеба так и не испек. В начале сентября журнал Тайм сообщил, что полицейская лаборатория в Марселе следы яда в хлебе все-таки обнаружила:
На прошлой неделе пришли сведения из полицейской лаборатории: «Мы идентифицировали алкалоид, имеющий токсические и биологические характеристики алкалоида спорыньи, паразита зерновых». Пон-Сен-Эспри пострадал от отравления спорыньей, средневековой болезни, столь же старой, как гордость города — средневековый мост, и потому почти забытой. Современная медицина знает о спорынье, но редко встречалась с ней в форме эпидемического заболевания[3].
Впрочем, дело все равно спустили на тормозах. Власти, пытающиеся защитить корпорацию, поставившую отравленное зерно, решили признать анализы недействительными и год спустя поддержали версию отравления ртутью. С этим объяснением практически никто из медиков не согласился.
Обеспокоенные врачи, по прежнему утверждавшие, что так человечеству напомнил о себе его давний враг — спорынья, столкнулись с необходимостью доказать свой диагноз. Они были убеждены, что только компания Сандоз, которой удалось восемью годами ранее синтезировать из спорыньи психоделик ЛСД, могла бы разрешить эту проблему. Но полиция хранила все подозрительные мешки с мукой опечатанными, и не было никакой возможности получить муку, хлеб, или внутренние органы погибших от отравления для экспертизы вне полицейской юрисдикции. Кроме того, прошел почти год со времени бедствия, и возможность обнаружить спорынью в образцах стала уже минимальной. Тем не менее, врачи решили рискнуть.
Описанные в начале этого рассказа преступники, проникшие на склад компании Юнион Миньер, были врачами из Пон-Сен-Эспри, лечившими сошедший с ума город с первых дней эпидемии. Они были уверены, что частная корпорация, обладающая монополией на поставки хлеба по всей Франции, коррумпированные власти и полиция пытаются в своих интересах опровергнуть поставленный изначально диагноз. Единственный диагноз, в котором врачи были убеждены. Чтобы добыть образцы муки, им пришлось проникнуть на склад, а затем стать контрабандистами — ибо не было законного способа переправить образцы через швейцарскую границу.
Врачам это удалось, но все было напрасно — Сандоз не подтвердила наличия спорыньи. Лабораторные мыши, утверждали представители компании, от образцов не пострадали. То ли спорынья в муке уже потеряла свои ядовитые свойства, то ли Сандоз была вовсе не заинтересована поддерживать версию спорыньи, поскольку уже торговала полученным из нее ЛСД и связывать в массовом сознании свой препарат с загадочной эпидемией ей было невыгодно. Сам «отец ЛСД» Альберт Хофманн приезжал в Пон-Сен-Эспри, но ясности это не добавило (возможно, и уменьшило; также возможно, что Хофманн и пообещал переправить образцы). Официальная причина происшествия так и не была обнародована. А Хофманн в своей книге много лет спустя напишет о возможной вине ртути, по-прежнему защищая своего «трудного ребенка» — ЛСД (сейчас о ртутной версии практически никто уже не вспоминает). Джон Фуллер описал случившееся в Пон-Сен-Эспри в книге «День огня святого Антония» (The Day of St. Anthony’s Fire, 1968).