— Хватит! — взорвался возмущением Исаак Эммануилович.
— Что хватит-то? — также не на шутку разозлился я. — Поздно пить боржоми, товарищ Бабель. Мы все в одной лодке, моя ответственность за будущее России — теперь ваша, хотите вы этого или нет. А коли сдадите в чека — жизнь может себе вы и купите, но чистую совесть — уже никогда. Да и не факт что в чека есть кому нас сдавать… Там по домику, что стоит на Лубянке, вояки еще из пушек не палят? Комсомольцы Шацкина[251] винтовки не получили? Боевики Рютина[252] со свистками и дубинками улицы не патрулируют?
— С-сволочь! — порывисто сунул руку в карман Кольцов.
— Убьешь меня? Сашу? — я заглянул в глаза газетчика. — Может сперва хоть скажешь за что?
Подобрался для рывка, но по опавшим плечам журналиста понял: драки не будет. Секунду спустя Кольцов подтвердил мои мысли:
— Не место мне в дипломатах. Старик Чичерин зря уговаривал на дипкарьеру!
— Вот не понимаю! С какой стати вы все так нервничаете-то? — перешел в наступление я. — Саша молится, Миша за наганом тянется! Ну сгинул один генсек, других в ЦК мало? «Навсегда в памяти народной»… надо же! Сами напридумывали газетных клише, сами в них поверили. Да если разобраться, мертвый Сталин куда удобнее живого. С его портретом на флаге тот же Сырцов живо выпилит из рядов партии отмороженных любителей мировой революции. Если кого сошлет, жалеть не буду; в концлагерях политические живут как в санатории, не чета каэрам. Обычных же людей в свои разборки большевикам уже не заманить, все жутко устали от агрессивной истерии. И ничего пугать обвалом экономики! Ничего он не изменит, вообще ни-че-го! Сами ведь уже читали, даже чудовищный Голодомор тридцать третьего года власть не пошатнул, а это, вообще-то, от трех до пяти миллионов одних лишь погибших от голода. Страшнее — не бывает!
По ходу моего спича Кольцов что-то пытался возражать, но последний аргумент все же заставил его пристыженно замолчать. Не торопился возражать и Бабель. Только заметив, что молчание неприлично затягивается, недовольно буркнул:
— Ох, заварил ты кашу! А теперь отсидеться в стороне рассчитываешь?
— Если ветер перемен сносит с ног, строй не стену, а ветряную мельницу,[253] — ответил я вспомнившейся цитатой. — У нас, — я попробовал новое слово на вкус, и оно мне очень понравилось. — У нас, уважаемые товарищи, впереди бездна работы! Карандаш в руке настоящего мастера, — тут я манерно кивнул в сторону Бабеля, — оружие посерьезнее, чем танк или даже броненосный крейсер!
— Тайное общество! — удивленно вскрикнула Александра.
«Роман о войне и мире прочитан, сочинение по образу Безухова написано», — отметил я про себя. — «Осталось нежно разбить девичьи иллюзии».
К моем удивлению, Исаак Эммануилович не стал подтрунивать, а всего лишь снисходительно хмыкнул для порядка. Зато Кольцов… всерьез задумался о реинкарнации «Союза меча и орала». Скоро и мне поневоле пришлось присоединиться к прениям, принявшим столь серьезный оборот, что под запись особо конструктивных идей на стол легла пачка бумаги и твердый как железный гвоздь химический карандаш.
А что делать? Если не убивать друг друга, то придется так или иначе договариваться о тесном сотрудничестве. Не сказать, что писателям в радость, напротив, им обидно, досадно, а главное — страшно. С убийцей генсека не то что дружить, на одном гектаре сидеть опасно для здоровья. Не доволен ситуацией и я. Пусть Бабель входит в топ-10 советских авторов, а Кольцов — на короткой ноге с Бухариным. Все равно, влиять на политику страны через писателя и журналиста — ничуть не более разумно, чем удалять гланды через задницу. Да только куда бежать, если так сошлись звезды?
За неимением гербовой… хорошо хоть цель у нас общая: сделать Россию самой лучшей в мире страной. Свободной, богатой, красивой, безопасной, причем не для вождей и партии, — но для всех людей. Так достойно и так — правильно! Пусть с червоточинкой — вдобавок к «большому» Михаил упорно старался не забыть про себя, любимого. Но тут не мне морализировать — сам грешен.
Времени на согласование позиций ушло немного, часа четыре. Причем основная часть ругани и криков пришлась именно на использование плюшек послезнания. С меня же хватило малого — торжественно обещания коллег-заговорщиков толкать политический курс по возможности вправо, насколько получится без конфликтов с партийным руководством; людей советских стараться всеми силами беречь, голодом не морить и тем более, на Соловки не посылать. В остальном — пусть все идет как идет. Будущее нового мира и без того слишком сложно для прогноза.
251
Л.А. Шацкин придумал комсомол, был его создателем и организатором. Много лет фактически руководил ВЛКСМ, хотя формально не занимал поста первого секретаря ЦК ВЛКСМ.
252
В 1924–1927 годах М.Н. Рютин (один из секретарей райкома Москвы) активно поддерживал Сталина в борьбе с Троцким, возглавлял бригады боевиков, разгонявших оппозиционные собрания и демонстрации. В 1928 году Рютин поддержал правую оппозицию, в реальной истории — осенью 1930 года арестован.