Не иначе принял меня за партийного. Почему нет? Лицо чистое, можно сказать холеное. Роскошный костюм скрыт строгим плащом, туфли — калошами, эдакий достаток молодого выдвиженца. Зачем такому картошка? Зато стройматериалы от снесенной церквушки — пожалуйста. На дачке печку сложить, перегородочку от докучливых соседей возвести, а то и по служебной надобности — покуда не перевелись энтузиасты, готовые тянуть планы пятилетки за свой личный счет.
С улыбкой помотал головой: «не требуется». Не сомневаюсь, Блюмкин справлялся куда лучше, в подобной суете он чувствует себя как рыба в воде. Да только пролетка с пассажирами, но без извозчика, смотрится по местным понятиям подозрительно. Пустая, вне специально отведенной площадки, так вообще серьезное нарушение правил, примерно как проскочить на красный в 21-ом веке. Нам лишние придирки не нужны.
Тем временем вслед первому торопится следующий предприниматель. Черное пальто до пят, окладистая борода, солидное брюшко, не иначе бывший поп… Глаза светлые, грустные и возвышенные, да только за пазухой — бутыль! Длинное и тонкое горлышко призывно торчит из-под полы. Тут и слов не надо, всякому ясно — самогон. Отвернулся с брезгливым небрежением, только мельком приметил недоумение на лице бутлегера: «Как же так?!»
Стакан со свернутым в трубочку листом белой бумаги в руках полногрудой девахи скребанул ностальгией.
— Почем молочко, моя красивая? — спросил я продавщицу, не устраивая спектакля с намеками.
— Токмо за купоны трестовые, талоны али бонементы,[29] — чуть порозовела щеками молодуха. — Може за сигаретки. За червяки-то уж расторговалася нынче. Хотя ежели серебром…
Серьезной тоски по молоку я не испытывал, поэтому настаивать не стал — лишь многозначительно подмигнул на прощание. Хотя отметочку про себя сделал: талоны-вкладыши в заборную книжку, которые мы поленились отоварить из-за повсеместных безумных очередей, не столь и бесполезны. Непостижимая иерархия, а точнее полный бардак закрытых городских распределителей, рабочих кооперативов, отделов снабжения и прочих продуктовых организаций явно имел богатые недокументированные возможности. Благодаря которым отдельные совграждане избавлены от необходимости предъявлять резчику[30] именную книжку, а также занимать место в хвосте с пяти утра в надежде получить к обеду жалкую недельную норму хлеба, жиров или сахара.
Еще пара шагов и при моем приближении притих жужжащий болтовней кружок дородных теток.
— Картошка есть? — поинтересовался я, не столько надеясь купить, сколько объяснить свое повышенное внимание.
Многолучевой рентген взглядов неторопливо прокатился по мне от макушки до пяток.
— Какая тут тебе картошка… — вынесла вотум недоверия самая старая и уродливая карга.
Я было направился дальше, но тут, уже из-за спины, донеся голос победившей жадности:
— По два рубля!
— Килограмм? — развернулся я к «сломавшейся» спекулянтке, женщине лет пятидесяти, закутанной в не по сезону тяжелую шаль.
— Фунт!
— Совести у вас нет! — резко возразил я, четко следуя установкам Якова. — Даю четыре червонца за пуд!
— Так нет у меня столь, — опешила спекулянтка. — Подъели ужо, к весне-то. Всего и смогла что мешочек малый…
— Вот остаток и заберу, — нажал я.
— Скину… Двугривенный…
— Три за кило, и можно домой ехать!
— Милок, не кричал бы ты на пол улицы! — вмешалась старая карга. — Неровен час…
— Пойдем, — неожиданно сдалась спекулянтка. — Будь по-твоему.
Путь оказался неблизок и непрост; мы миновали два дома, завернули в неприметную калиточку, мимо расписанных матом заборов пробрались на задворки, в закутки у дровяных сараев. Уж было начал подозревать недоброе, но тут на полуразваленной поленнице сидела удивительно опрятная для данного времени и места девчушка лет двенадцати.
Она читала… я не поверил своим глазам — новехонький учебник элементарной геометрии для трудовой школы!
— Люсь, собирайся, — устало сказала ей тетка.
Настороженно огляделась по сторонам и лишь затем сдвинула несколько поленьев в сторону:
— Тут все, смотрите.
Я заглянул под бугрящуюся клубнями дерюгу, вытащил, прикинул в руке вес кулька.
— Тютелька в тютельку двадцать фунтов, отборный, — спекулянтка протянула мне дернутый застарелой ржой пружинный безмен с клеймом Б.И.Ф. — Взвешивайте.
— Верю! — не стал придираться я, засовывая руку в карман за деньгами.
Отдельно достал пару серебряных рублей, вручил их девочке — на книжки.
29
Официально в СССР до лета 1930 существовала только карточная система на хлеб (введённая в феврале 1929 года). Однако в реальности нормировались большая часть товаров, при этом использовались самые экзотические варианты документов (к примеру, существовала специальная «заборная книжка туриста»).
30
Термин «продавец» применительно к «карточным» магазинам заменялся на «резчик». Что логично — требовалось не продажа, а именно нарезка пайков, как можно больше и быстрее.