— Verfluchte Schieße![71] — начала она свою нюрнбергскую речь. — Немыслимо! Только представь, мы потеряли без малого пять тысяч! Verarsche! Проклятые капиталисты должны ответить за все!
— Они-то при чем? — философски заметил я… покусывая от досады губы.
Разница между официальным курсом и черным рынком особым секретом не являлась. Но что бы она была столь огромна?! Проклятые большевики совсем берега потеряли!
Впрочем, Марта не обратила на мой вопрос ни малейшего внимания:
— Необходимо немедленно предъявить претензию «Астории» и «Советскому туристу», эти грязные свиньи обязаны вернуть наши деньги! Ты поможешь мне правильно составить жалобу? Сегодня, сейчас!
— Куда?!
— В полицию, какие могут быть сомнения? Нас подло ограбили, ты что, разве этого все еще не понял?!
— Кто?!
— Только что сказала! «Астория» и «Советский турист», кто же еще!
— Но при чем тут они?
В дебри международной юриспруденции Марта уходить не стала, рубанула по простому:
— Деньги по обманному курсу брали? Брали! Что еще нужно? Пусть вернут разницу!
Как ей ответить? Объяснять вслух, да еще в отельном номере, недокументированные фичи устройства советского государства? Реальную роль партии и ГПУ? Не дождетесь! Хоть вероятность прослушки и мала, выходить из роли в границах триэсэрии я не собирался. С другой стороны, не идти же к чекистам жаловаться на них же самих?
Пришлось юлить:
— Про что-то похожее я где-то читал… Вспомнил! Курс обмена валюты в СССР установлен единый, обязательный для всех организаций.
— Scheiss drauf! — по инерции выпалила Марта. — Да мне нас…ть!
— Тебе-то запросто…
— Русским тоже нас...ть! — фрау Кирхмайер помахала перед моим носом веером свежеприобретенных червонцев. — Видишь?
— Не понимаю до конца, что тут происходит, — с притворным сомнением в голосе я принялся выдавать знания под видом дедукции: — Возможно «Асторию» принуждают сдавать всю валюту в госбанк без остатка. Таким образом, ты должна обвинять не капиталистов, а саму советскую власть… полагаю, это не слишком удачная идея.
— Чепуха! — без раздумий отмела мои слова Марта. — Ведь это коммерческие акционерные общества, совсем как у нас в Германии, мне недавно Николай все-все объяснил. Почему бы им не продавать марки на бирже?[72]
— Что он еще говорил? — вкрадчиво поинтересовался я.
Вероятность тесного сотрудничества переводчика с чекистами виделась мне близкой к семидесяти процентам, оставшиеся тридцать оставались за его непосредственной службой в штате ГПУ.
— Рассказывал про права женщин в СССР! Они невероятные, до сих пор не могу поверить, большевики установили двухмесячный дородовой и такой же послеродовой отпуск! А еще на детей можно получать специальную помощь до четырнадцати лет и ездить с ними отдыхать на специальные морские курорты!
— Прекрасно! — скривился я.
Мой логический метод объяснения дал безнадежный сбой; вранье такого эпического масштаба попросту невозможно опровергнуть с помощью разумных аргументов.
— Ах, да, — девушка вернулась от животрепещущей детской темы к деньгам. — Проклятые капиталисты не должны устанавливать огромные цены, это несправедливо!
— Да сколько можно говорить! Не при чем они!
— Ты просто не хочешь мне помогать! О! Надо найти Николая, он покажет где тут полицейский участок и все объяснит.
— Стоп! — взревел я, наконец получив для скандала хороший «адюльтерный» повод. — Совсем сдурела?
— Ты сам начал!
— Для начала, твой разлюбезный Николай подворовывает! Сомневаюсь, что у него есть право на обмен денег. Квитанции он не выдает.
— Так любого обвинить можно!
— Не верю, что кто-то устоит перед соблазном получить в четыре раза больше. Но если вскроется, — я решил нагнать жути, — чекисты его отправят в лагерь, на эти, как их бишь, Соловки, или вообще расстреляют. Хочешь такого?
— Поделом, пусть не ворует! Нужно… Да он же не виноват! Наверняка его начальство заставляет!
— Запуталась? — недобро скривился я. — Так определяйся скорее, хочешь ли убить мальчика?
— Нет! — тут она не раздумывала и секунды.
— Красавчик, да? Жалко? А денег тебе уже не жалко? Кстати сказать, моих денег?
— Тоже жалко, — Марта выдавила ответ после мучительно-театральной паузы. — Но…
— Вот поэтому никаких но! Я запрещаю тебе обсуждать что-либо с Николаем вообще, ничего, поняла? Даже приближаться к нему! Никогда! Так понятно!?
72
Биржевая торговля валютой в СССР разрешена в октябре 1922 года. Но уже с 1926 все предприятия обязаны сдавать выручку в Госбанк, частный валютный рынок (в том числе «черный») разогнан, запрещен вывоз рублей за границу. В 1928 году запрещен ввоз, то есть полностью отменена конвертируемость рубля. Торговля валютой считается тяжелым преступлением приблизительно с 1932 года.