– Охранники ушли выпить пива, но они вернутся, – прошипел он. – Вы слышите меня, ситт? Демон оставил вас?
Я не могла говорить, поэтому моргнула. Бросая на меня тревожные взгляды, он ослабил хватку, палец за пальцем. Я почувствовала резкую, стреляющую боль в собственных руках. Посмотрев вниз, я увидела, что вцепилась в тяжёлую решётку и выдрала её из каркаса. Мои пальцы были разодраны и кровоточили.
Абдулла бормотал по-арабски заговоры и заклинания для отвращения сил зла.
– Демон… оставил меня, – прошептала я. – Просто удивительно. Уже второй раз. А я ещё смеялась над Эмерсоном, когда он рассказывал мне о первом случае[130]. Придётся теперь мне рассказать ему и попросить прощения за то, что я сомневалась, когда он... когда мы...
К вящему ужасу, я обнаружила, что не могу контролировать свой голос. Я спрятала лицо в ладонях.
Рука, нежная, будто женская, гладила мои волосы.
– Дочь моя, не плачь. Неужели ты веришь, что я посмел бы назвать себя человеком и другом, если бы оставил его лежать там? У меня есть план.
Абдулла никогда не говорил со мной иначе, как с формальным уважением, и не использовал ласковые слова. Я знала глубину его привязанности к Эмерсону («любовь» – не слишком сильное выражение, если не считать того, как оно искажено европейским романтизмом), но я даже не предполагала, что Абдулла по-своему любит и меня. Тронутая до глубины души, я ответила, как полагалось:
– Отец мой, я благодарю вас и призываю на вас благословение. Но что же нам делать? Он одурманен или болен, он не может двигаться. Я рассчитывала, что его сила поможет нам.
– Я боялся, что мы найдём его в таком виде, – подхватил Абдулла. – Нельзя удержать льва, не вырвав ему когти, или посадить ястреба в клетку без...
– Абдулла, я люблю и почитаю тебя, как отца, но если ты не перейдёшь к сути, я закричу.
Губы старика приоткрылись в улыбке под бородой.
– Ситт снова стала собой. Мы должны действовать быстро, пока не вернулись охранники. Мои люди ждут на перекрёстке.
– Какие люди?
– Дауд с сыновьями и внуки моих дядюшек. У них у всех много сыновей, – с гордостью добавил Абдулла. – Солнце садится, а самое подходящее время для атаки – с наступлением темноты.
Мне и в голову не приходило протестовать против этой опасной и незаконной процедуры, но когда он потянул меня за рукав, я воспротивилась:
– Я не в силах оставить его, Абдулла. Они могут унести его или убить, если на них нападут.
– Но, ситт, Эмерсон съест моё сердце, если вы...
– Он должен быть жив, чтобы съесть его. Поторопись, Абдулла. И – будь осторожен, мой дорогой друг.
Он быстро пожал мне руку и исчез. Я повернулась посмотреть и увидела, как он исчезает за стеной – так же тихо, как и появился.
Разумеется, я не намеревалась оставаться на крыше. Моей обычной силы, естественно, не хватило бы на то, чтобы поднять решётку, но, к счастью, этот вопрос уже был решён. Одна сторона тяжёлого металлического квадрата теперь лежала на краю отверстия, и мне оставалось только отбросить его в сторону. Отверстие, по-моему, было достаточно большим, чтобы я смогла пролезть. А иных вариантов не существовало: я намеревалась попасть внутрь любыми средствами.
Но не успела я приступить к действиям, как услышала, что люди возвращаются. На сей раз они беседовали гораздо тише, а через мгновение раздался ещё один голос. Он говорил по-арабски, но по акценту и командному тону я поняла, что оратор – не араб. Страх – за моего мужа, а не за себя – и ярость придали мне стойкости. Он был здесь – атаман, неизвестный злодей, совершивший это грязное деяние.
Группа остановилась у дверей, и я заколебалась; руки сжимали железо, кровоточащие пальцы не чувствовали боли. Нельзя действовать преждевременно. У них пока что нет причин подозревать, что грядёт спасение.
Тем временем говоривший переключился на английский:
– Подожди здесь, пока я не приду за тобой. Я хочу, чтобы он бодрствовал и полностью соображал, прежде чем увидит тебя.
К моему удивлению, голос, который отвечал на том же языке, был женским.
– Говорю вам, его не так легко обмануть. Он узнает, что я не...
– В этом и суть, моя дорогая – проверить правду его заявлений о потере памяти. В этом костюме, во мраке, с кляпом, скрывающим нижнюю часть лица, ты выглядишь достаточно похожей на неё, чтобы обмануть любящего супруга – достаточно, по меньшей мере, чтобы вызвать у него предательский возглас тревоги. Это даст мне предельно ясный ответ на главный вопрос. И если он поверит, что ты – это она, я, наконец, найду способ убедить его поведать мне о том, что я хочу знать.
130
См. третий роман – «Неугомонная мумия». Разъярившись при виде того, как разбойник ударил Рамзеса, Пибоди впала в такую же неконтролируемую ярость и, имея при себе лишь зонтик, разогнала вооружённую банду, приведя всех негодяев в неописуемый ужас. А затем, придя в себя, ничего не помнила и утверждала, что Эмерсон издевается над ней, рассказывая подобную чушь.