Я поднесла письмо поближе к глазам.
– Он что-то зачеркнул, – нахмурилась я. – Кажется, он написал: «бросились друг другу в объятия», а затем заменил его на «не смогли сдержать свои чувства».
– Значит, вот как дела обстоят? – Сайрус уже не удивлялся. – Надеюсь, вы не обидитесь, Амелия, если я скажу: единственное, что может удержать мужчину от чести просить вас стать его женой – перспектива стать отцом этого мальчика.
– Эмерсон – единственный, кто использовал эту возможность, – ответила я. – И, хвала Небесам, нет необходимости рассматривать другого кандидата. Так, что там дальше... О, чтоб тебя разорвало!
– Амелия! – воскликнул Сайрус.
– Прошу прощения, – поспешила исправиться я, не меньше, чем он, шокированная своей непростительной промашкой. – Но, поверьте, Рамзес и святого с лёгкостью заставит богохульствовать. Он тратит четыре страницы, омерзительно полноценно и детально описывая эмоциональные реакции, которые в данном случае представляют лишь академический интерес, а затем посвящает всего один абзац действительно ужасающим новостям. Послушайте только:
«Единственным неудачным последствием счастья после получения вашей телеграммы явилось то, что Боб и Джерри (наши отважные привратники) той ночью слишком крепко спали, что впоследствии объясняли не повышенным потреблением пива, а изнеможением, наступившим вследствие радостного облегчения. Какова бы ни была реальная причина (а я не вижу оснований сомневаться в слове таких верных друзей, которые, кроме того, находятся в лучшем положении, чем я, по способности оценить влияние потребления большого количества пива), они не слышали, как через стену перелезают мужчины, и только когда эти последние были обнаружены собаками, именно лай вышеупомянутых собак разбудили Боба и Джерри. Они появились на сцене как раз вовремя, чтобы вышвырнуть потенциальных грабителей – к большому разочарованию собак, пытавшихся заставить посетителей бросать для них палки. Не волнуйтесь, мама и папа, я подумал о мерах предотвращения подобных случаев в дальнейшем.
В заключение позвольте мне сказать, что я всё больше намерен присоединиться к вам и оказать искреннюю помощь, на которую способен только сын. У меня уже есть три фунта восемнадцать шиллингов».
– Проклятье!
– Почему он говорит... О… – понял Сайрус.
– Я опять выругалась, – призналась я. – Рамзес копит деньги, чтобы купить билет на пароход.
– Не беспокойтесь, дорогая. Мальчик не может купить билет или путешествовать в одиночку; кто-то поймает его ещё до того, как судно выйдет из дока.
– Я не смею надеяться, что Рамзеса остановят какие-либо трудности. Он, вероятно, собирается убедить Гарджери купить билеты и сопровождать его. Гарджери – это слабое звено, и я опасаюсь: он не только помогает Рамзесу и поощряет его в осуществлении любого дикого замысла, возникающего у моего сына, но ещё и безнадёжный романтик. Мне нужно немедленно телеграфировать и запретить ему что бы то ни было в этом духе.
– Телеграмма дворецкому? – осведомился Сайрус, поднимая брови.
– Почему бы и нет, раз этого требуют обстоятельства? Кроме того, надо предупредить Уолтера: он слишком простодушен, чтобы предвидеть дьявольские махинации, на которые способны Рамзес и Гарджери.
– Посыльный отнесёт ваше сообщение, когда вам будет угодно, Амелия. В Минии есть телеграфное отделение.
– Это может подождать до утра. Если так, то я могу отправить и письмо. Лучше сначала посмотреть, что печатают газеты; с ними я в состоянии хотя бы поспорить, если не могу сказать правду, всю правду и ничего, кроме правды[173].
Сайрус немедленно принёс мне чистый виски с содовой. Подкрепившись таким образом, я, относительно успокоившись, стала собираться с мыслями. До последних минут я не вспоминала о Кевине.
У назойливого молодого ирландского журналиста были довольно близкие, хотя и неровные, отношения с нами. При первой встрече его дерзкие вопросы так разозлили Эмерсона, что мой вспыльчивый супруг спустил О’Коннора с лестницы «Шепард-отеля»[174]. Не самое подходящее начало для дружбы, но Кевин несколько раз мужественно принимал нашу сторону, когда возникала угроза. В глубине души он был джентльменом и сентименталистом, но, к сожалению, джентльмен и сентименталист зачастую уступали место профессиональному журналисту.
Благодаря виски (бокал с которым Сайрус задумчиво продолжал пополнять), я одолела первую часть истории Кевина без излишнего расстройства.
– Могло быть и хуже, – пробормотала я. – Естественно, Кевин не мог удержаться от намёков на проклятия и «гибель, наконец-то обрушившаяся на голову того, кто слишком долго бросал вызов древним богам Египта». Мне не очень по душе его ссылка на... О Господи всеблагий!