23 ноября. Понедельник
Молитва, зарядка, душ.
«Юрий Любимов подтвердил свой класс».
«Поставив свой лучший спектакль за последние 10 лет, Любимов вернул «Таганку» во времена ее расцвета».
«Ему вновь после нескольких полуудач удалось уловить идеально верный тон разговора с залом…» и т. д.
Так вот — благослови, Господи, на эти два спектакля: сегодня и завтра. И не забудь про коллег моих.
24 ноября. Вторник
Молитва, зарядка, душ, кофе.
Так вот — роль села на меня как хороший, подогнанный костюм. И я вчера поставил себе проходной балл… и спектакль становится любимым… Это мое отдельное существование. На лестнице, в спектакле, на своей рещётчатой, узкой мансарде — где я держу в руках ниточки спектакля, находясь в другом мире, недоступном ни… ни… ни, возможно, режиссеру Любимову. Благодарю тебя, Господи, благодарю и добрыми, вечными словами вспоминаю Бродского — от которого оттолкнулся в поэтической характерности Вертинского.
Передо мной очень хорошая фотография — Любимов и я на репетиции «Марата»… Мрачный Любимов — нацеливающий меня на де Сада. И я — как хищник, как снайпер, киллер, следящий за дублером. И выследил, и выстрелил… вчера!
К статье в «Сегодня» Любимов не может отнестись хорошо при всем при том… — она как бы зачеркивает все спектакли в прошедшем 10-летии — полуудачи… И опять его вывозит политическая ситуация, а он руками и ногами открещивается от политического театра… Глупо! «10 дней», «Что делать?», «Мать» — кого интересует теперь, какими соображениями он руководствовался, беря эти названия для сценического воплощения?!
29 декабря. Вторник. Молитва — время 14:10
Горит свеча. Сейчас я начну играть свой последний спектакль в этом году. Господи, спаси и сохрани. Я в форме и выгляжу хорошо. Спектакль — «Марат», для меня дорогой и счастливый. В нем зажглась звезда Линдт. Да и моя работа мне доставляет радость. Дай, Господи, нам всем сегодня легкости и скорости, и пусть год уходит с хорошим…
1999
30 января. Суббота
Молитва. Зарядка!
Максимов А.[359] озадачил меня. Очень интересную историю рассказал он в полунамеках. Про тот спектакль, что он хочет и знает, как сделать, — «Моцарт и Сальери». Но ему интересен театр: свет — костюмы — звук. История сумасшедшего, закомплексованного — воображение которого рисует Моцарта и девочкой, и мальчиком, и чертом в ступе. Превращение девушки в мужчину должно совершаться на глазах публики: театр — это переодевание, превращение на глазах… И Моцарт безделицу не играет и не слушает фонограмму Спивакова, а читает Пушкина под музыку Моцарта… Нужны деньги. А потом можно договариваться с каким-то театром. У Любимова, где шла его собственная версия, — эти недопустимо со стороны Любимова, да и вообще — эти экзюперизм, декаданс и фрейдизм ему чужды…
31 января. Воскресенье
Молитва. Зарядка.
Ну никак не доберусь я до главного события — на «Марате» была госпожа вдова Вайса. Питер Вайс — автор «Марата». Наткнулась она на маркиза де Сада, который в ошейнике и халате под лестницей Домового, как таракан, продавал книжки артиста Золотухина. «Фантастик, фантастик», — приговаривала вдова и купила у меня книжицу по новой цене — 40 руб. Спектаклем потрясена. «Я хотела, чтобы это видел Питер». Сама она раз 5 оформляла этот спектакль, в том числе спектакль Брука… Восхищена Линдт, ее лицом-маской, когда лицо при всех переживаниях, эмоциях остается почти недвижимым, без гримас…
Надо, чтоб Ирка закрепила успех и выстрелила Моцартом. Пусть обделаются некоторые от зависти.
1 февраля. Понедельник
Молитва.
Вот это да!! В больнице от Тамары я узнал, что Дибров слово сдержал — на всю страну объявил, что Золотухин ищет деньги для Моцарта — Линдт и Сальери — Золотухина. А ей — Ваня, как всегда, Бортник сообщил. Ну, что ж… «Да играйте, неприятно только, что жена последней узнает». Свалил я все на Максимова Андрея, что идея будто бы его. Как-то оправдался. Но стрела пущена, коллеги будут знать, обсуждать, злорадствовать, и смеяться, и злословить, и пр. Но помню — важно ввязаться в крупное сражение, а там уж как Бог скажет.