Приблизительно так же говорил и митрополит Кирилл на Владимирском соборе 1274 г.
Но когда дело касалось характеристики татарского народа, приведенного на Русь татарским ханом, тот же самый Серапион находит другие слова и другие краски. «Поганые, — говорит он, — хоть и не знают закона божия, однако не убивают своих единоверцев, не грабят, не запираются в чужом: никто из поганых не продаст брата своего, а если кого из них постигнет беда, то выкупят его и дадут на промысел; что находят, то в торгу заявляют». Такова характеристика татарского народа, сделанная человеком, совсем не склонным к идеализации. Едва ли ее можно объяснить тем, что татарские власти отнеслись более чем терпимо к русскому духовенству. Ведь, невзирая на это самое обстоятельство, не бичует ли тот же Серапион приемов властвования татарских ханов и их окружения? Серапион отличает представителей власти и ее аппарат, т. е. тех, кто задумал поход и кто использовал в своих интересах победу, от той массы кочевников, которую они систематически развращали выгодами грабительской войны и военной добычи.
Это отношение современников к факту татарского завоевания, к его инициаторам, с одной стороны, и к народной татарской массе, с другой, по-видимому, сказалось и на суждениях об этом времени последующих поколений.
Историк XVIII в. Болтин пишет: «Татары, завоевав удельные княжества одно по одному, наложили на порабощенных дани, оставили для взыскания сея своих баскаков и по городам войска, сами возвратилися восвояси. При владычестве их управляемы были русские теми же законами, кои до владения их имели… Нравы, платье, язык, названия людей и стран оста лися те же, какие были прежде… Все это доказывает, что разорение и опустошение России не столь было великое и повсеместное, как государств европейских» (Болтин имеет ввиду завоевания римлян)[429].
Иначе подходит к оценке явления Карамзин: «Нашествие Батыево ниспровергло Россию. Могла угаснуть и последняя искра жизни; к счастию, не угасла; имя, бытие сохранилось; открылся только новый порядок вещей, горестный для человечества, особенно при первом взоре: дальнейшее наблюдение открывает и в самом зле причину блага и в самом разрушении пользу целости».
«Сень варваров, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались… возникали университеты… В сие время Россия, терзаемая монголами, направляла силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть…». «Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства…». «Свойства народа объясняются всегда обстоятельствами… самый нынешний характер россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством монголов». Карамзин думает, что под влиянием татар изменился и «внутренний государственный порядок: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснилось, исчезло», «знаменитость Москвы и Твери возникла при монголах».
Современник и противник Карамзина Полевой рассматривал период монгольский в истории России в более широком плане. Это — борьба Европы и Азии, где России выпала задача претворения Азии, переделки ее на европейский лад. «Русс острит свой меч о меч литовский, дабы низложить монгола». Силы России крепли в период монгольской власти. Орда не догадывалась, что «внук Калиты, губителя родных, щедрого поклонника ханов, обнажит уже на Орду меч»[430].
С.М. Соловьев, рассматривающий историю России с точки зрения внутреннего органического ее развития, не придает большого значения татарской власти как явлению, вошедшему в историю России со стороны. По его мнению, даже в первое время завоевания татары не имели серьезного влияния на внутренний строй завоеванной страны. Судьбы России определяются факторами внутреннего характера. Владычество татар есть продолжение давнего господства кочевых варваров на великой восточной равнине. Куликовская битва предвозвестила конец этого господства «вследствие начавшегося здесь (в России, — Б.Г.) сосредоточения и усиления европейского государства»[431]. В своем заключительном обзоре рассмотренного им древнего периода истории России, озаглавленного им самим «Общий ход русской истории до образования Московского государства», С.М. Соловьев говорит о татарском иге очень мало, как бы мимоходом, и этот факт в значительной мере рисует нам его отношение к татарскому завоеванию. Он готов даже поставить знак равенства между русско-татарскими и русско-половецкими отношениями.