Ворота открылись, и три лимузина на большой скорости въехали во двор Госбанка. Из них, как горох, посыпались вооружённые люди. Внешняя охрана в количестве семи человек была ликвидирована мгновенно. Кстати, двойник Сталина был застрелен тут же, во дворе. Трупы свалили в будку у ворот. Тридцать человек ворвались в вестибюль и разделились. Десять мусульман блокировали помещение, где отдыхали двадцать пять Героев. Остальные двадцать человек бросились вниз, в лабиринт, причём первыми шли немецкие диверсанты.
У лабиринта была одна хитрость, которой не знали защитники (всё из-за тотальной секретности), но прекрасно знали нападавшие. Хитрость состояла в том, чтобы быстро пройти к центру и выйти обратно, нужно было с первого же шага и до конца касаться стенок только правой рукой (!). Это в конце концов и решило исход налёта.
Постового на первом посту захватили живым и, приставив пистолет к затылку, повели дальше. Будучи в шоке от случившегося, он сказал пароль второму дежурному. Того убили. Опомнившись только у третьего поста, он крикнул: «Налёт!» – и тут же был застрелен. Начался бой. Защитники держались стойко. Подоспели люди с других постов. Нападавшие стали нести потери. Тем временем, закидав гранатами казарму в вестибюле и потеряв всего четырёх человек, мусульмане ликвидировали полусонных охранников. Шестёрка оставшихся в живых нападавших бросилась вниз на помощь диверсантам. Воспользовавшись правилом «правой руки», они вышли в тыл охране. Всё смешалось. Бой потерял целостную картину и разбился на отдельные эпизоды. Каждый был сам за себя. Защитников по одному загоняли в тупики и выжигали огнемётами (огненная струя следовала вдоль стены лабиринта по дуге и сжигала человека, стоявшего за поворотом). То тут, то там вспыхивал ножевой бой. Тусклое освещение давало апокалиптическую картину. Слышались русский мат, немецкие ругательства, крики «Аллах Акбар» и ужасный вой людей, горевших заживо. Чья-то отрикошетившая от стены пуля попала в огнемёт. Вспыхнувшее пламя на миг осветило коридоры боя. Раздался кошмарный вопль, но шедший сзади диверсант пристрелил несчастного. Запахло палёным мясом. На минуту наступило затишье. Защитники успели отступить и перегруппироваться. Их осталось пять человек. Нападавших осталось десять. Это была последняя, третья десятка русских диверсантов. Только им Берия мог доверить монеты. Они стали срывать чеки с гранат и катить их вдоль стен. Хитрость удалась. Были уничтожены ещё два защитника. В результате часового боя в живых остались только три Героя. Они отступили в боковой проход и неожиданно оказались в центре лабиринта, где увидели пять огромных золотых дисков, стоящих в стойлах. Даже в этой ситуации у защитников захватило дух. Казалось, пять маленьких солнц были украдены с неба и спрятаны под землёй. Монеты блестели в свете тусклых лампочек. Казалось, от них исходило свечение (отчасти так и было: монеты светились отражённым светом, несколько усиливая его). Так вот что они охраняли! Опять всё смолкло, но тут же последняя десятка нападавших прорвалась в центр лабиринта, и бой разгорелся уже вокруг монет. Приближалась развязка. Заколов кортиком одного из нападавших, Берёзкин понял, что сейчас их всех перебьют. Сорвав с пояса трупа две гранаты, он бросил их в деревянные стойла. Раздалось два взрыва, и монеты со скрипом, как живые, закружились по помещению, давя всё на своём пути. Наступила тишина. В живых остались только восемь русских диверсантов, успевших отскочить в боковой проход. Все остальные участники боя были застрелены, зарезаны, взорваны, сожжены или раздавлены. Налёт закончился.
Помощь подоспела только через полтора часа (и это в центре Москвы!). Когда грузовики с ротой эмгэбэшников подъехали на Неглинную, 12, всё было тихо. Ворота закрыты, а во дворе стояли три лимузина. Когда с большим трудом открыли чугунные ворота, то в будке охраны обнаружили гору трупов со «Сталиным» наверху. Потом взломали массивные дубовые двери и обнаружили ещё бульшую гору трупов в вестибюле. Потом долго вызывали специалиста по лабиринту и, наконец проникнув в потайное хранилище, обнаружили там одного живого Берёзкина с расплющенными ногами. Монеты исчезли. Пол был взорван, а внизу зловеще несла свои воды московская река Неглинка.
Следствие установило, что диверсантов ждали люди на специальных понтонах. На них и были погружены монеты. Куда они делись дальше – неизвестно. Сталин был в ярости, но хитрому царедворцу Берии удалось опять выйти сухим из воды, свалив всё на комендатуру Госбанка. Были расстреляны несколько человек, с нескольких сорвали погоны. По Москве поползли слухи о налёте, но их быстро пресекли, осудив с десяток людей по статье 58 (8) (за контрреволюционную агитацию). Москвичи называли её «за язык». И всё стихло. Однако история не закончилась на этом.
Небольшой двухэтажный особнячок Ассоциации «Холокост» (официальное название «Международный фонд исследования Холокоста. Московский филиал», однако для упрощения автор везде будет называть его Ассоциация «Холокост»), выходил своим фасадом на одну из набережных Москвы. Он был куплен и отреставрирован в девяностые годы на деньги «Джойнта»[6]. Охраняли особняк молодые сионисты из Еврейской лиги обороны с израильскими автоматами «Узи» и парой волкодавов, которых они сами боялись. Несмотря на таких сторожей, в доме постоянно били стёкла, обливали чёрной краской стены и подбрасывали к дверям отрезанные свиные головы. Подходить близко было опасно, поэтому камни и бутылки с чернилами бросали с крыш соседних домов, а летом стреляли из рогаток с лодок на реке. Самыми напряжёнными днями были дни рождения Гитлера и Сталина. Тогда особняк обстреливали из самодельных катапульт из соседних дворов. Камни были настолько большими, что вышибали даже пластиковые окна. Надо было бы заменить простые стёкла на бронированные, но на это «Джойнт» денег не давал. Также не было денег на взятки милиции, поэтому наряд всегда приезжал после обстрела. Милиционеры сокрушённо качали головами и, убедившись, что никто не пострадал, получив от завхоза мацу, «похрустеть», уезжали.
Директором ассоциации была маленькая хрупкая сорокалетняя женщина с короткой стрижкой и страдающим голосом, дочь известного еврейского писателя. «Зрелая женщина, как надклёванная вишня, слаще», – глядя на неё и не обнаружив обручального кольца, вспомнил я фразу из какого-то романа.
– Антиеврейская истерия идёт по всему миру, – жаловалась она. – За прошлый год в Германии было совершено около тысячи антисемитских акций, евреям рассылались поздравления с Холокостом, на кладбищах появились свиные головы (г. Гота). У этих людей чудовищно сместился некий вектор в голове. Как по-другому можно объяснить, когда приветствуется тотальное уничтожение миллионов людей? А чего стоит конференция в Тегеране, которая пыталась оспорить сам факт злодеяния. Да чего там говорить, в Израиле и то на стенах можно увидеть свастику.
– Как вы относитесь к немецким ветеранам? – спросил я.
– Лично я считаю… – Её рубиновые глаза сузились. – Что все эти немецкие ветераны – фронтовики, немецкие штабисты, немецкие чиновники, служившие при Гитлере, ветераны Национал-социалистической партии, гестапо, СС, СД, и пр. и др. и их прислужники от Латвии до Португалии – все они были, есть и будут нацистами до конца своей жизни. В этом необходимо отдавать себе отчёт, когда встречаешься с этой мразью в виде благообразных старичков и старушек с хорошим протезированием. Когда же они наконец сдохнут? – Она почти кричала.
– Они уже и так одной ногой в могиле из-за почтенного возраста и болезней, – заметил я.
– «Есть мертвецы, которых надо убивать», – процитировала она в ответ классика.
На меня смотрели яростные глаза, которые неотвратимо говорили о грядущем возмездии, и я рассказал всё, начиная с фронтовой дружбы моего отца и Берёзкина. Она ни разу не прервала меня, потом своими ладонями накрыла мою руку.
– Вы ведь не еврей, Алекс. Вы русский. Зачем вам это надо?
– В 1999 году умер безногий Берёзкин. Из Дома инвалидов позвонили моему отцу и передали тетрадь в клеёнчатой обложке, которую завещал ему фронтовой друг. В прошлом году умер мой отец, и тетрадь попала ко мне. Так я стал обладателем потрясающего документа о той ужасной ночи с 17 на 18 сентября 1947 года, когда пятьдесят Героев Советского Союза насмерть обороняли золотые монеты, сделанные по приказу Гитлера из зубов шести миллионов мучеников-евреев и из другого золота, награбленного немцами у евреев, по приказу Сталина привезённые в Москву и в результате украденные Берией. Нарисован в тетради план лабиринта со схемой расположения постов и направлениями атаки и записаны воспоминания о службе на Неглинной, 12, о последнем кровавом бое Берёзкина, а также его наблюдения и последующие выводы. Соблюдая военную присягу, он молчал до самой смерти. Только в своём завещании Костя просил нас с отцом расследовать историю монет. Отец не смог. Остался я. Очевидно, что должна быть поставлена точка в этой истории. Шесть миллионов душ требуют этого. Я надеялся, что вы поймете и окажете мне помощь. Если произошла ошибка, то извините. Я постараюсь справиться один.