Выбрать главу

Итак, Фотис делает дважды, совершенно невольно — левой рукой, так сказать, — маленькие ошибки, которые вызывают проблемы у Луция. Если женщина делает такое, то она несчастна. Фотис в чем-то не удовлетворена своим возлюбленным, в противном случае она не совершила бы эти два непроизвольных поступка. Очевидно, что-то между ними не так. Он холоден, и она мстит этими маленькими ведьмиными хитростями. Она находится в какой-то степени на стороне ведьмы, своей хозяйки, потому она тоже холодна в какой-то степени. Когда женщина совершает ведьмины штучки, это означает, что она не любит; есть маленькие расчеты левой рукой, которые происходят за её спиной. Таким образом, несмотря на эту первую положительную сцену, в которой есть ощущение, что Луций попадает в тайны жизни и счастлив, и что романом с Фотис он может защитить себя от поступков Памфилы, где-то чуть-чуть что-то не так. Возможно, с этим также связано abaissement du niveau mental, которое постигает его после первого посещения дома Мило и Памфилы.

Вторжения бессознательного, такие, как описано в начале главы, всегда приходят, когда у человека нет нормальной реакции в некоторой области. Неустойчивое отсутствие нормальных реакций в сознании делает отверстие, через которое пробивается бессознательное. Если не хочешь быть захваченным бессознательным, надо убрать все мелкие детали, такие как лень, ощущения ошибки и упущения адаптации к реальности, потому что, хотя они выглядят совершенно неважными, именно они — открытая двери для вторжения. Как однажды сказал Юнг на семинаре: concupiscentia, неконтролируемое желание — это открытая дверь к психозу. И в тех случаях, когда я видела психоз, это было так. Таким образом, эти малые упущения очень опасны, вот почему я указываю на то, что читатель едва ли может заметить: эти тайные неудовлетворительные человеческие отношения между Луцием и Фотис, которая затем приводит к медленному погружению Луция в бессознательное и в мечтания, так что он не совсем уверен, что же такое реальность.

На рынке, «случайно», он встречает Биррену — это сестра его матери. Точнее, не настоящая сестра, но она росла в доме и воспитывалась с его матерью, и поэтому он называет её «тетя». Кажется странным, что он останавливается в доме не у нее, а у Мило. Они встречаются, и она приглашает его к себе домой, в очень помпезное здание. Есть описание впечатляющих барельефов в его атриуме, представляющих мать-богиню Диану, готовую искупаться в лесу, и Актеона, который пытался взглянуть на нее, но был превращен в оленя и растерзан своими же собаками. Именно тот момент, когда собаки готовы разорвать оленя на части, и представлен в сцене на барельефе. В этом описании, данном Апулеем-Луцием, мы узнаем характерные черты эллинистического искусства с его сентиментальными и реалистичными чертами. Этот барельеф представляет очень значимый мотив[34], так что можно отнестись к его содержанию, как к вставной истории. Ведь в нём предвосхищается в символической форме вся будущая судьба Луция: он также согрешил против закона целомудрия в своем романе с Фотис, он также разрывается темными страстями нижнего мира и будет превращен в животное — в осла вместо оленя. В самом начале истории его собственные проблемы показаны прямо перед его глазами в этом барельефе.

Артемида, и её латинский аналог, Диана, были богинями, объединявшими в себе целый ряд противоположностей. Артемида защищала целомудрие мальчиков и девочек, и наслаждалась дикими зверями. Она также была богиней родов, и хтонической матерью, и девственницей. С другой стороны, как и Аполлон, её брат, она была богиней смерти, поскольку могла посылать невидимые стрелы, которые несли смерть. Позже она стала связана с луной и была богиней подземного мира (как Геката), так как в поздней античности разные боги и богини были синкретизированы и объединены.

Поздней иудео-христианской идеи, что существует единственно верная религия, а все другие религии — это темная суеверная ерунда, не существовало в древности. Римляне, завоевывая другую страну, интересовались именами главных бога-отца и богини-матери, и говорили, что это соответствует их Юпитеру, или Диане, или Церере. Было обнаружено, что везде были одни и те же типы богов, власть отца и плодородная сила матери, так что они давали им смешанные имена или же имена своих богов. Таким образом, развилось некое толерантное отношение, в результате чего в каждой стране была чудесная смесь богов, и молитвы начинались так: «О ты, богиня-мать, которую египтяне называют Исидой, а греки — Деметрой…» Другими словами, одна и та же божественная сила почиталась под разными именами в разных странах. В этом смысле Артемида действительно представляет весь материнский мир.

вернуться

34

See Griffiths, Apuleius of Madaura, pp. 29f. Рифшталь и Скоби указали на связь между сценой на этом барельефе и темой Исиды, не осознав, однако, следующие отсюда глубочайшие выводы.