— Д же все вижу! Вам бы только отлынивать! Ждите, ждите — скоро явится ваш Харбанс!
Вечером, закрыв свое заведение, к ним, как обычно, пришел Харбанс. Хозяйка тотчас же отправилась на кухню готовить угощение. Заметив, с каким старанием Рамми заваривает чай, бабу Шьямлал недовольно засопел, однако смолчал. Не видя дочек хозяина, гость удивился.
— Эй, Тара! Самира! — громко позвал бабу Шьямлал. — Показывайте, какие вы там узоры приготовили!
Мать тоже принялась звать дочерей, а затем вынесла на подносе две чашки с золотистым чаем — одну для мужа, другую для гостя. Уловив по тону хозяина, что здесь не все благополучно, Харбанс сразу посерьезнел.
— Становитесь-ка вы моим компаньоном, бабу Шьямлал, — наконец проговорил он. — Вам даже на первый взнос денег не потребуется. Вы найдете человека, который одолжит мне три тысячи рупий. Надо уплатить часовщику за аренду — это и будет ваш взнос… Ну как, договорились?
— Дело стоящее, — просияв, проговорил бабу Шьямлал уклончиво.
— А доходы — поровну, — продолжал Харбанс. — Половина прибыли — ваша!
— Это, конечно, хорошо, — неуверенно протянул Шьямлал и запнулся. Харбанс понимающе кивнул головой.
— Если не возражаете, то Тару я беру к себе, — заговорил Харбанс, взвешивая каждое слово. — Она будет работать у меня… Ко мне и образованные, бывает, наведываются, и вести беседу с ними удобнее, конечно, женщине… Да и лишние руки не помешают. А ваше дело — обеспечить заем. Найдите мне такого человека, и вы — мой компаньон…
Закончив дела, Харбанс каждый вечер провожал Тару домой. У жены с Харбансом были какие-то свои дела, которые они старались держать от Шьямлала в секрете. А хозяин теперь был твердо убежден, что заработанные Тарой деньги — как раз те самые сорок рупий, которых им не хватало, чтобы свести концы с концами. С того самого дня, как Тара стала работать у Харбанса, бабу Шьямлал под любым предлогом старался подольше задержаться в «Доме моделей». Такая опека не очень нравилась дочери. Харбанс тоже косо поглядывал на него.
Однажды, придя домой, Шьямлал прямо с порога заявил:
— Завтра Тара никуда не пойдет.
— Как это вдруг не пойдет? — удивленно воззрившись на него, спросила Рамми.
— А вот так! Не пойдет, и все! — Губы у Шьямлала дрожали.
— Объясни, в чем дело.
— Этот негодяй… на посмешище выставляет меня, — возбужденно заговорил бабу Шьямлал. — Всем, кто был там, предложил чаю, а меня будто не заметил… Чужих людей чаем да шербетом угощает!
— Ну и что? Пришел клиент, его и угощают. Если к тебе придут, ты тоже станешь угощать.
— А я не могу терпеть такое…
— Ну не можешь — и не надо, — сердито бросила жена и прошла на кухню.
Вечером, когда вслед за Тарой на пороге комнаты появился Харбанс, бабу Шьямлал сделал вид, что не заметил их. Он демонстративно уткнулся носом в газету — читал брачные объявления. В руках у Тары был сверток, который она, войдя в комнату, передала матери.
— Что это?
— Нижние рубахи… для папы.
— Ну так и отдай ему, — сказала мать и протянула пакет мужу. — Вот возьми… Это тебе Тара принесла.
— Положи там! — сердито бросил Шьямлал, не отрываясь от газеты.
Пока жена готовила чай, Шьямлал искоса наблюдал за нею. Наполнив две чашки, Рамми поставила их на табуретку рядом с ним.
— А зачем две?
— Ты подумай лучше! — Голос жены звучал необычно резко.
— Ах, это вы?.. Ну что ж, проходи, Харбанс! Выпей со мной чаю! — хрипло проговорил Шьямлал и откашлялся. Однако едва он успел отпить глоток, как у него тревожно заныло сердце: за окном он заметил знакомую фигуру, которая в последний раз появлялась здесь ровно год назад. В сумерках, конечно, можно и ошибиться, однако от одного только воспоминания противно засосало под ложечкой.
И едва у входа послышались шаги, Шьямлал был уже за дверью и подобострастно приветствовал чапраси[4] в форменной одежде, с пышным тюрбаном на голове.