Он настолько предвидел последствия, что заранее попросил одного знакомого принять на себя хлопоты по делам своим и засвидетельствовал по всей форме на его имя доверенность. Там черным по белому написал: «в случае отбытия моего из Иркутска по причинам, от меня не зависящим»!.. Нет, он положительно знал, на что шел, в каталажке достало времени поразмыслить над этим.
Указание Корсакова выполнялось со всею строгостью. До вечера просидел один-одинешенек и в предвидении своем не ошибся, хотя, как выяснилось много позднее, знал не все.
А не знал Михаил Васильевич того, что как раз в те же дни дошел до иркутских верхов с обычным трехмесячным опозданием ноябрьский лист прибавления к «Колоколу», и в нем статья об убийстве Неклюдова, тут же, без сомнений, приписанная ему, Петрашевскому.
…Поздно вечером явился за ним частный пристав, которому было велено доставить арестованного к полицмейстеру на квартиру. Там уже ждала у крыльца почтовая тройка, а в доме Михаил Васильевич увидал Федора Львова в хлопотах над чемоданом. За час до того полицмейстер приехал ко Львову и велел у себя на глазах собрать Петрашевскому вещи.
Доху, кушак, шапку и рукавицы заботливо приготовил казачий сотник, назначенный с ним в дорогу караульным. Как тут было не вспомнить путешествия из Петербурга в Иркутск!
Невеселым вышло прощание с Федором Львовым под полицейским надзором.
Господин полицмейстер не оставлял отеческим попечением до самых триумфальных ворот. И там подошел к повозке — с советом хорошенько закутаться. Пришлось, однако, ему выслушать встречный совет — лучше думать о тех последствиях, которые ждут за содействие в убийстве.
— Моя высылка, — пообещал полицмейстеру Петрашевский, выглядывая из казенной дохи, — никого не спасет от ответственности!
Но напрасно он думал, что на том распрощался с иркутскими властями. На четвертой станции, через сутки пути, когда он и недреманный страж его, сотник, вошли в комнату для приезжих, они увидели там исправника, дружка беклемишевского, осужденного с ним вместе за «разбой скопом» и, подобно Молчанову и всем прочим, как ни в чем не бывало продолжавшего коронную службу.
Навороты боевого дела
«Как только прибыл я в Минусинск, я вспомнил о Вас. Вспомнить о Вас в Минусинске было весьма естественно, ибо за несколько лет пред сим эта местность, по благорасположению к Вам и ныне в В. С.[11] безумствующего начальства, предназначалась в место Вашего жительства… Счастливое ли сочетание обстоятельств или Ваше умение дали Вам средства избавиться от этой неприятности, — во всяком случае, это вышло к лучшему, дало Вам возможность сказать громко на весь мир Ваше правдивое слово о бестолковости и безнравственности, с какою совершается все в управлении В. С…Вы этим приобрели полное право на содействие и сочувствие всех людей благородных, патриотов искренних и истинных, а не квасных, невежественных и диких.
В этом смысле и моя деятельность в известной степени всегда была направлена к тому же. Принципы, во имя которых я стал политическим деятелем, меня к тому же обязывали и обязывают. Особенность положения мотивировала особенность проявлений… Я теперь не имею нужды прибегать к научным началам или выводам, чтоб доказывать безумие администрации, разрушительность ее действий для общественного благосостояния… Ее насилие коснулось меня. Этот факт поставил меня в положение истца против местной администрации. Обязанность для меня вести против нее гражданский или уголовный процесс из сего сама собою вытекает. Мои личные интересы требуют того же, чего требует благо общественное, разумно понимаемые интересы всей страны, положить законом пределы для безумного самовластительства сибирских пашей и сатрапов. Это не шуточное дело. Чтоб взяться за него, у меня нет недостатка в нужной для сего решимости, я имею довольно твердости или упорства, чтобы не бросать что-либо от первой неудачи, элемента страха во мне нет… Но эти свойства суть только свойства пассивные или отрицательные для такого дела. Такого рода дела требуют еще многих других качеств, которые можно считать положительными… Мне кажется, что в сем случае обязательно для всякого, сознающего свою недостаточность, отбросив всякое самолюбие в сторону, обратиться с просьбою о нравственном и положительном содействии…