Зуи вдруг подозрительно окликнул ее:
— Мама! Ради всего святого, что ты там делаешь?
Миссис Гласс развернула пакет и внимательно читала инструкцию, напечатанную мелкими буквами на коробочке с зубной пастой.
— Не распускай язык, пожалуйста, — рассеянно бросила она.
Затем она подошла к аптечке, которая примостилась на стене над раковиной. Она открыла зеркальную дверцу и воззрилась на битком набитые полки — точнее, пробежала по ним прищуренным взглядом заправского мастера по возделыванию домашних аптечек. Перед ее взором предстала толпа, так сказать, золотых фармацевтических нарциссов[5], вперемежку с несколькими более примитивными предметами. На полках находился йод, марганцовка, капсулы с витаминами, зубной эликсир, аспирин, Анацин, Буферин, Аргироль, Мастероль, Экс-Лакс, магнезиевое молоко, английская соль, аспергиум, две безопасные бритвы, одна полуавтоматическая бритва, два тюбика крема для бритья, помятая и чуть надорванная фотография толстого черно-белого кота, спящего на перилах террасы, три расчески, две щетки для волос, бутылка репейного масла, бутылка Фитчевской жидкости от перхоти, маленькая коробочка без надписи с глицериновыми свечами, капли Викса от насморка, шампунь Викса, шесть кусков туалетного мыла, корешки от трех билетов на мюзикл 1946 года («Зови меня Мистер»), тюбик депилатория, коробка с бумажными салфеточками «Клинекс», две морские раковины, целый набор стертых от употребления листов наждачной бумаги, две банки моющей пасты, три пары ножниц, пилка для ногтей, прозрачный голубой шарик (который назывался у игроков в «шарики», по крайней мере в двадцатые годы, «чистюля»), крем, стягивающий поры лица, пинцеты для выщипывания бровей, золотые дамские часики в разобранном виде и без ремешка, коробочка соды, перстенек ученицы школы-интерната с выщербленным ониксом, бутылка «Стопетт» — и, хотите верьте, хотите нет, еще масса всякой всячины. Миссис Гласс быстро протянула руку вверх, достала что-то с нижней полки и бросила в корзину для мусора; раздался приглушенный жестяной стук.
— Я кладу сюда для тебя эту новую зубную пасту, на которой все помешались, — объявила она, не оборачиваясь и кладя пасту на полку. — Пора тебе бросить этот дурацкий порошок. От него с твоих чудных зубов вся эмаль слезет. У тебя такие чýдные зубы! И не мешает тебе получше о них…
— А кто это сказал? — Из-за занавески раздался сильный всплеск. — Кто, черт возьми, сказал, что от него с моих чудных зубов вся эмаль слезет?
— Я сказала. — Миссис Гласс окинула свой сад последним оценивающим взглядом. — Прошу тебя пользоваться пастой.
Она подтолкнула сложенными лопаточкой пальцами непочатую коробочку с английской солью, чтобы та не нарушила равнение в рядах вечных обитателей аптечного сада, и закрыла дверцу. Затем пустила холодную воду в раковину.
— Хотела бы я знать, кто это моет руки и не споласкивает за собой раковину, — сурово сказала она. — В семье, по-моему, только взрослые люди.
Она пустила воду еще сильней и одной рукой быстро и начисто вымыла раковину.
— Конечно, ты еще не говорил со своей младшей сестренкой, — сказала она, оборачиваясь и глядя на занавес.
— Нет, я еще не говорил со своей младшей сестренкой. Послушай, а не пора ли тебе топать отсюда?
— А почему ты не поговорил? — строго спросила миссис Гласс. — По-моему, это нехорошо, Зуи. По-моему, это совсем нехорошо. Я специально просила тебя, пожалуйста, пойди и проверь, не случилось ли…
— Во-первых, Бесси, я встал всего час назад. Во-вторых, вчера вечером я беседовал с ней битых два часа, и, по-моему, если говорить откровенно, ей ни с кем сегодня говорить не хочется. А в-третьих, если ты не уберешься из ванной, я возьму и подожгу эту чертову занавеску. Я не шучу, Бесси.
Где-то посередине этого перечисления по пунктам миссис Гласс перестала слушать и села.
— Бывает, что я почти готова убить Бадди за то, что он живет без телефона, — сказала она. — В этом нет никакой необходимости. И как это взрослый мужчина может жить вот так — без телефона, безо всего? Никто не собирается нарушать его покой, если ему так угодно, но я совершенно уверена, что незачем жить отшельником. — Она передернула плечами и скрестила ноги. — Господи помилуй, да это просто опасно! А вдруг он сломает ногу или еще что. В такой глуши. Меня это все время грызет.
5
Перифраза строки из стихотворения английского поэта У. Вордсворта (1770–1850) «Нарциссы».