Гиркан ехал в тяжелой повозке с наглухо завешенными плотной материей окнами. Сидел в полной темноте, забившись в угол, закрыв глаза. Когда повозку особенно сильно вскидывало на неровностях дороги, он вздрагивал и вздыхал.
Войска встретились с противником в поле под Иерихоном в пять часов пополудни. Аристовул выслал к палатке Гиркана гонца с требованием немедленной выдачи Антипатра. Требование было абсурдным и наглым. Гиркан дрожащей рукой передал свиток Антипатру, пробормотав:
— Я не понимаю.
Антипатр, только пробежав послание глазами, злобно усмехнулся и, не отвечая Гиркану, знаком отпустил посла. Тот спросил:
— Каков будет ответ?
Антипатр бросил:
— Узнаешь по дороге. Иди.
Лишь только гонец вышел, он, отведя рукой полог, прикрывающий вход, кивнул тут же стоявшим стражникам, указывая глазами на гонца. Двое стражников побежали следом. Гонец успел только взяться за луку седла — два меча поразили его одновременно. Он даже не вскрикнул, повалился под ноги лошади, испуганно заржавшей.
Посланного Аристовулом за ноги оттащили в сторону. Антипатр отдал приказ к наступлению. Он стоял на холме, его доспехи блестели на солнце. Чуть позади слуга держал за повод его коня. Конь, словно предчувствуя битву, тряс головой и рыл копытами землю. В лагере Аристовула было заметно движение, но нестройные цепи солдат не двигались с места. Когда передние ряды отрядов Гиркана достигли противника, когда между ними было уже не более ста шагов, произошло то, чего так опасался Антипатр. Солдаты, сломав строй, побежали — но не от врага, а навстречу. По тому, как они бежали, крича и размахивая руками, было очевидно: у Гиркана больше нет армии. Только части идумейцев, ощетинившись копьями, медленно отходили. Впрочем, воины Аристовула и не пытались нападать на них, — смешавшись с перешедшими на их сторону, они образовали орущую, бряцающую оружием толпу.
К Антипатру подскакал его брат, Фалион. Казалось, что он уже побывал в сражении, так был возбужден. Остановив коня, он выкинул руку, указывая на лагерь Аристовула, и прокричал, задыхаясь:
— Они!.. Они!..
— Я видел, — сказал Антипатр, не глядя на брата, и, развернувшись, пошел к палатке, неторопливо и твердо шагая.
— Ну что… что? — отрывисто спросил Гиркан, лишь только он вошел внутрь палатки.
— Мы отступаем, — проговорил Антипатр без всякого выражения и, взяв Гиркана за руку, добавил: — Пошли.
Если бы не сумятица, столь неожиданно произошедшая в лагере Аристовула, если бы не быстро наступившие сумерки, Гиркана и Антипатра вряд ли что-либо могло спасти. Даже отряды идумейцев, не поддавшиеся панике и отступившие в полном порядке. Оставив Фалиона командовать отходом этой горстки войск (идумейцы составляли не более чем пятую часть всей армии Гиркана) и взяв с собой только два десятка телохранителей, Антипатр бежал с Гирканом в Иерусалим. Повозку первосвященника пришлось бросить на месте несостоявшегося сражения. Гиркан скакал рядом с Антипатром, низко пригнувшись, казалось, сросшись с конем. Поглядывая на него, Антипатр говорил про себя: «Если бы ты так резво скакал на битву, все могло быть иначе». Несколько раз его посещало желание оставить Гиркана, а самому уйти в Петру, потому что его собственная жизнь теперь висела на волоске. Погибать не хотелось, Гиркан был сейчас только обузой. «Убить его и бежать», — думал Антипатр, но почему-то вместо того, чтобы придержать коня, вонзал в него шпоры, гоня и гоня вперед.
Он так и не решился уйти, а наутро отряд увидел крепостные стены Иерусалима. Жажда власти победила страх смерти. Не задерживаясь, они проскакали по улицам, давя испуганных прохожих, и остановились лишь у дворца. Антипатр сразу же отдал приказ доставить из Северной башни во дворец жену и детей Аристовула. Когда Гиркан дрожащим голосом спросил:
— Что же нам теперь делать? — Антипатр только отмахнулся.
Самая большая опасность для них состояла в возможном бунте жителей Иерусалима, Вряд ли весть о поражении уже достигла города, но такое возвращение Гиркана говорило само за себя. Первосвященника не любили, Антипатра ненавидели — захватить их или даже убить было бы сейчас очень выгодно фарисеям. Так они бы, во-первых, избежали штурма города Аристовулом, а во-вторых, хотя бы в некоторой мере могли рассчитывать на его доверие. Или на прощение, на что в сложившихся обстоятельствах прежде всего хотелось бы надеяться.
Фарисеи имели большое влияние на народ, но вступать с ними сейчас в переговоры Антипатр считал и бессмысленным и опасным. Скорее всего, осознав полный крах Гиркана, они выступят на стороне счастливого претендента. И вместо приглашения на переговоры Антипатр послал к старшинам фарисеев по нескольку стражников во главе с командиром, якобы для того чтобы охранять их от проявлений народного недовольства. Вряд ли фарисеи могли поверить в такую заботу Антипатра, но последнему нужно было выиграть всего несколько часов — он с нетерпением ожидал прибытия Фалиона с отрядами идумейцев.
Фарисеи то ли упустили время, то ли не решились выступить, а уже к вечеру посланный от Фалиона доложил, что идумейцы вступают в город. Вскоре прибыл и сам Фалион — запыленный, усталый, угрюмый. Он сообщил, что Аристовул так и не попытался их атаковать, но что у него есть сведения: противник движется сюда и уже к утру может достигнуть Иерусалима. Закончив, он спросил брата:
— Ты отдашь распоряжение готовиться к обороне?
Антипатр отрицательно покачал головой:
— Нет, я приказываю продолжить движение, мы займем позицию за крепостными стенами.
— Но это безумие! — воскликнул Фалион, обычно не противоречивший брату.
— А ты считаешь разумным подняться на крепостные стены, чтобы иметь за спиной еще одного противника?
— Еще одного противника? — переспросил Фалион. недоуменно нахмурив брови.
— Да, жителей Иерусалима, — с короткой усмешкой ответил Антипатр, — Или ты считаешь их нашими союзниками?!
Фалион, разумеется, так не считал — правота брата стала очевидной. Однако он опять возразил:
— Но разве на равнине мы будем менее уязвимы? Кроме того, солдаты устали, им нужен отдых.
— Об отдыхе придется забыть, — сказал Антипатр достаточно резко, так, словно перед ним был не брат, а только подчиненный, — Мы разобьем лагерь по всем правилам римской военной науки, со рвом и палисадом [5]. Солдаты устали, я знаю, — прикажи вывести жителей, сколько удастся захватить. Мы будем строить лагерь при свете костров.
Фалион больше не возражал, он молча поклонился и вышел, через окно Антипатр слышал, как брат отдает приказы.
Когда Антипатр говорил «мы будем строить лагерь», он не оговорился — он рыл землю и сплетал кустарниковые палисады вместе с солдатами. Увлекаемые примером своего командира, солдаты работали быстро и умело.
В центре прямоугольника, предназначенного для лагеря, прежде всего были разбиты две палатки: одна для Гиркана, другая для жены и детей Аристовула. И у той и у другой палатки Антипатр выставил стражу из самых отважных и преданных воинов. Им было приказано никого не подпускать к палаткам и никого не выпускать наружу, даже первосвященника — Гиркан был в подавленном состоянии духа, и Антипатр не считал его надежным соратником. Только к утру закончилось строительство лагеря. Каждый из солдат, кажется, повалился на землю в том месте, где его застал отбой, согнанные на земляные работы жители вернулись в город, еле волоча от усталости ноги. Только два человека за всю эту ночь не сомкнули глаз — Антипатр и Гиркан. Первый — потому что должен был охранять сон своих солдат, второй — потому что его била лихорадка.
Некоторое время Антипатр смотрел на грозные стены Иерусалима, чернеющие в предрассветном сумраке, потом вздохнул, провел ладонями по лицу и направился к палатке Гиркана, переступая через тела спящих.
5
…со рвом и палисадом. — Палисад (от лат. Palus, кол) — здесь ряд забитых в землю свай для укрепления откосов и насыпей, строился в военных целях как заграждение из заостренных стволов деревьев или кустарника.