Выбрать главу

ЛИБАНИЙ

Здесь за стремительным Тигром лежит Юлиан погребенный. Добрым правителем был он, а равно и храбрым солдатом.

ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ

[134]

ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО
Легче бы телу, казалось, лишиться души, чем расстаться   Мне, о служитель Христа, друг мой Василий, с тобой! Но перенес я разлуку — и жив. Для чего? Лучше взял бы   В хоры блаженных с собой ты от земли и меня. Не забывай меня! Я же — свидетелем гроб! — не забуду,   Если бы даже хотел. Слово Григория в том.
О общежитие дружбы, о милые сердцу Афины!   Речи и жизни святой данный впервые обет! Знайте, что в небо теперь, как желал, удалился Василий.   Я же, Григорий, живу, узы нося на устах.
ЭПИТАФИИ НОННЕ, МАТЕРИ ПОЭТА
1
«Жертвенный стол мой, ты слез от Нонны принял немало.   Также и душу ее, жертвой последней прими». Молвила. И отлетела душа, сокрушаясь о сыне:   Он лишь один из детей дожил до этого дня.
2
Смертные, плачьте о смерти. Но если кто-нибудь умер   Так же, как Нонна, молясь, — я не оплачу его.
ЭПИТАФИЯ АМФИЛОХУ
Риторы, вам говорить, ибо смолкли уста Амфилоха.   Здесь подо мною, в земле, он навсегда опочил.
О СЕБЕ САМОМ[137]
Милая юность, Эллада и все, что имел я, что было   Плотью моей, как легко вы уступили Христу! Мне ли жалеть вас, когда иереем возлюбленным бога   Я, по обету родной, сделан рукою отца? О приими же, Христос, меня в сонмы свои и честную   Славу Григорию, мне, сыну Григория, дай!
АВТОЭПИТАФИЯ
Имя отца я носил; он, святейший, престол мне оставил,   С ним и в могиле лежу. Помни Григория, друг! Матери был я как дар, в сновиденьях обещанный богом,   Послан Христом, и Христос к мудрости дал мне любовь.

ФЕОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ

О ПЛАНЕТАХ
Семь блуждающих звезд чрез порог переходят Олимпа, Каждая круг совершая в свое неизменное время: Ночи светильник Луна, легкокрылый Меркурий, Венера, Марс дерзновенный, угрюмый Сатурн и веселое Солнце, И прародитель Юпитер, природе всей давший начало. Между собой они делят и род наш: есть также и в людях Солнце, Меркурий, Луна, Марс, Венера, Сатурн и Юпитер; Ибо в удел получаем и мы со струями эфира Слезы и смех, гнев, желанье, дар слова, и сон, и рожденье. Слезы дает нам Сатурн, речь Меркурий, рожденье Юпитер; Гнев наш от Марса, сон от Луны, от Венеры желанье; Смех же исходит от Солнца: оно заставляет смеяться Как человеческий ум, так равно и весь мир беспредельный.
ПОГИБШЕМУ В МОРЕ
Ты зимородков, Леней, потревожил на море, но молча   Мать над холодной твоей, влажной могилой скорбит.

ПАЛЛАД

Вместо быка и взамен золотого подарка Исиде,   Ей, умастив, принесла кудри Памфилион в дар. Радость богине от них, и не меньшая, чем Аполлону   Радость была от даров, присланных Крезом ему.
* * *
Дивное лезвие, ты преисполнено счастья: Памфила   Волосы срезав тобой, их посвятила богам. И не людьми изготовлено ты, но у печи Гефеста,   Молот подняв золотой, с яркой повязкой своей На голове — мы здесь говорим по слову Гомера, —   Сделала Прелесть сама ловкой рукою тебя.

*[138]

Гессий не умер, повержен богинею Мойрой; напротив,   Сам он своею рукой Мойру низвергнул в Аид.
* * *
Брюхо бесстыдное я пристыдил суровою речью.   Мнил воздержаньем унять чрево в нелегкой борьбе; Если ж моя голова поставлена выше желудка,   Разве не справиться ей с тем, что пониже ее?
вернуться

134

Выдающийся христианский писатель. Ему принадлежат также несколько поэм и 250 эпиграмм.

вернуться

135

«Памяти Василия Великого» (1). Эпиграмма относится, очевидно, к 379 году, — году смерти Василия, большого знатока греческой литературы и друга Григория Богослова. Василий был адвокатом, а впоследствии епископом в г. Кесарии Каппадокийской (в Малой Азии).

вернуться

136

«Памяти Василия Великого» (2). Данный впервые обет. — Очевидно, намек на обет дружбы, который Григорий с Василием произнесли в Афинах в годы учения у ритора Либания.

вернуться

137

«О себе самом». …иереем возлюбленным бога // Я по обету родной сделан рукою отца. — Мать Григория Нонна еще до рождения сына посвятила его богу и воспитала в духе аскетизма и христианского благочестия. Отец Григория, епископ Назианзский, рукоположил его в священники.

вернуться

138

«Гессий не умер…» Гессий, о котором идет речь в эпиграмме — египтянин, современник Паллада, находившийся на императорской службе и казненный за пристрастие к оракулам и волшебству.