Выбрать главу

Вещь причастна человеческому бытию потому, что: а) то и другое причастно миру как целому; б) человек и мир соразмерны. "Причастное" в данном случае означает, что: а) целое порождает свою часть; б) в части "светится" (проявляет себя) целое; в) части между собой синхронны. "Соразмерность человека и мира" означает то же, что эйнштейновская формула "Нет иной Вселенной, кроме Вселенной для нас". Таковы самые общие контуры концептуализации, которая выводит, на наш взгляд, проблему из тупика. Она (концептуализация) позволяет преодолеть: 1) непроницаемость кантовской "вещи-в-себе"; 2) несовместимость res extensa и res cogitans Р. Декарта.

Обрисованная здесь концептуальная схема избегает трудностей "гештальтного" подхода (он, собственно, и есть феноменологический подход). Но Т. Кун, кстати, берет за основу именно идею гештальта:

"Поскольку новые парадигмы рождаются из старых, они обычно вбирают в себя большую часть словаря и приемов, как концептуальных, так и экспериментальных, которыми традиционная парадигма ранее пользовалась. Но они редко используют эти заимствованные элементы полностью традиционным способом. В рамках новой парадигмы старые термины, понятия и эксперименты оказываются в новых отношениях друг с другом. Неизбежным результатом является то, что мы должны назвать (хотя термин не вполне правилен) недопониманием между двумя конкурирующими школами. Дилетанты, которые насмехались над общей теорией относительности Эйнштейна, потому что пространство якобы не может быть "искривленным" (но дело было не в этом), не просто ошибались или заблуждались. Не были простым заблуждением и попытки математиков, физиков и философов, которые пытались развить евклидову версию теории Эйнштейна. Пространство, которое подразумевалось ранее, обязательно должно было быть плоским, гомогенным, изотропным и не зависящим от наличия материи. Чтобы осуществить переход к эйнштейновскому универсуму, весь концептуальный арсенал, характерными компонентами которого были пространство, время, материя, сила и т. д., должен был быть сменен и вновь создан в соответствии с природой. Только те, кто испытал (или кому не удалось испытать) это преобразование на себе, могли бы точно показать, с чем они согласны или с чем не согласны. Коммуникация, осуществляющаяся через фронт революционного процесса, неминуемо ограниченна... <...>

[Различные группы ученых]... видят различные вещи, и видят их в различных отношениях друг к другу. Вот почему закон, который одной группой ученых даже не может быть обнаружен, оказывается иногда интуитивно ясным для другой. По этой же причине, прежде чем они смогут надеяться на полную коммуникацию между собой, та или другая группа должна испытать метаморфозу, которую мы выше называли сменой парадигмы. Именно потому, что это есть переход между несовместимыми структурами, переход между конкурирующими парадигмами не может быть осуществлен постепенно, шаг за шагом посредством логики и нейтрального опыта. Подобно переключению гештальта, он должен произойти сразу (хотя не обязательно в один прием) или не произойти вообще.".

Переключение гештальта Т. Кун связывает с научной революцией, единовременным скачком в умах, с разовой сменой установки. А как быть с долговременной неиссякающей постоянной новизной культур, людей, новых концепций?... новизной Другого? Можно ли это вечно новое уловить "переключением гештальта"?

Приведенный отрывок интересен другими идеями. Вот некоторые из них.

-- "Новые парадигмы рождаются из старых..."

Словечко "рождаются" как будто чрезмерно, поскольку оно противоречит общепринятому пониманию концепции научных революций Т. Куна. Но даже если слово это сказано не нарочно, "самосказывание" языка здесь симптоматично.

Вообще говоря, мысль о "размножающихся" парадигмах хорошо согласуется с принципом соответствия Н. Бора и аналогичным принципом Г. Гегеля. Только термин "рождение" не следует понимать как причинение А в отношении В, где А предшествует В.

Куда бы ни перешла наука в обновленной парадигме, она переходит к более общему (основанию). По-типологии Аристотеля такая причина называется "целевой" ("телеологической"). Необычность же ситуации в том, что целью наделена наука как анонимный коллективный субъект, и цель осуществляется принудительно в отношении отдельных ученых или групп. Этот уровень процесса описан в "третьем мире" К. Поппера.

-- "В рамках новой парадигмы старые термины, понятия и эксперименты оказываются в новых отношениях друг с другом. Неизбежным результатом является то, что мы должны назвать (хотя термин не вполне правилен) недопониманием между двумя конкурирующими школами."

Здесь опять "недопонимание" снимается "переключением гештальта". А мы взглянем на ту же проблему как проблему Другого.

Для меня нет проблемы Другого, когда к "другости" я равнодушен и слеп. И я слеп к своей слепоте (по-Сократу я не знаю, что я ничего не знаю), когда Другого для меня не существует. Проблема Другого есть, прежде всего, проблема развития способности понимания как способности к самоизменению.

В случаях фатального непонимания Т. Кун рекомендует, наоборот, внешнее "убеждение" (в рамках которого, говорит он, необходим перевод терминов одной теории на язык другой) и "гештальт". Но он был вынужден согласиться с грустным наблюдением Макса Планка из его "Научной автобиографии", что "новая научная истина прокладывает дорогу к триумфу не посредством убеждения оппонентов и принуждения их видеть мир в новом свете, но скорее потому, что ее оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое поколение, которое привыкло к ней".

Здесь Т. Кун (и М. Планк) касаются наиболее злободневной темы - догматизма рационального мышления.

3) "Только те, кто испытал (или кому не удалось испытать) это преобразование на себе, могли бы точно показать, с чем они согласны или с чем не согласны. Коммуникация, осуществляющаяся через фронт революционного процесса, неминуемо ограниченна..."

Разрыв парадигм означает разрыв коммуникации. В этом Т. Кун, безусловно, прав, а в эпоху всеобщего плюрализма он прав вдвойне.

Как преодолеть межпарадигмальные разрывы? ... как унифицировать, семантику? ... как развить "теорию Всего"? Эти вопросы лежат на поверхности. Но правильно ли они задаются? Опыты "великого объединения" (например, гильбертова программа полной формализации математики) заканчивались до сих пор неудачей. И, видимо, не случайно формализация всякий раз приводит к расселовским парадоксам типа "Лжеца".

Какое же спрашивание признать уместным и правильным? Этот вопрос о способе вопрошания наиболее сложен и ответственен: знание вопроса означало бы и знание общего направления ответа. Ясно одно: в предметной плоскости указанная проблема не решается. Она требует перехода на мета-уровень.